Жизнь и реформы

Приняв правильное решение о введении института президентства, мы, по сути дела, остановились на этой начальной стадии, не продумали вопросы до конца. Ведь достаточно широкие права были и у Председателя Верховного Совета плюс то преимущество, что он мог подкрепить свою линию авторитетными постановлениями высшего законодательного органа. А плюсы президентской системы, и значительные, могли обнаружиться при условии создания соответствующего механизма. Здесь мы действительно заколебались, действовали непоследовательно. Уже при обсуждении намечавшихся изменений и в моем окружении, и в еще большей мере на Политбюро, голоса разделились.

Теория теорией, а практика, живая политика всегда имеет решающее слово. Так получилось и на сей раз. Больше всего помешало последовательному введению президентской республики беспокойство нашего правительства за свои полномочия. У Рыжкова и его соратников возникло опасение, что Совет Министров хотят унизить, отодвинуть на задний план, превратить в «совнархоз». С этим они решительно не хотели согласиться. А у меня в то время не было ни достаточных оснований, ни тем более намерений ссориться с Николаем Ивановичем. Я по-прежнему ценил его опыт хозяйственника, прошедшего школу Госплана, не сомневался в приверженности реформам и рассчитывал работать с ним дальше.

С другой стороны, убедительно звучали и доводы советников, что президенту не следует взваливать на себя непосредственно бремя руководства экономикой. Проблем невпроворот, а отвечать за каждый пустяк придется ему.

Короче, тогда решили, что функции Совмина не будут пересматриваться. И в этом, на мой взгляд, было заложено большое противоречие.

Другая серьезная недоработка, что ли, состояла в том, что одновременно с институтом президентства мы не создали достаточно мощной судебной власти, вместо полноценного Конституционного суда (или наделения соответствующими полномочиями Верховного суда) мы учредили Комитет конституционного надзора.

Были основания ожидать, что Комитет конституционного надзора займет достойное место в нашей государственной жизни и поможет решать актуальные проблемы. Однако месяц шел за месяцем, а его не было сльпнно. В лучшем случае принимались решения по малозначимым вопросам или выносились весьма двусмысленные вердикты, допускавшие прямо противоположные толкования. Остряки шутили, что решения ККН требуют для своего истолкования пифий, толковавших изречения оракула. Много было жалоб на пассивность Комитета, но я не считал для себя возможным вторгаться в эту сферу, потому что вполне серьезно относился к принципу разделения властей.

И колебания со статусом правительства, и недоработки с судебной властью не идут, конечно, ни в какое сравнение с тем, что явилось главной причиной низкой эффективности президентской системы. Это, как я уже говорил, развернувшийся сразу же после принятия Верховным Советом России Декларации независимости парад суверенитетов. За ним последовала так называемая война законов. Республики соглашались признавать только те союзные законодательные акты, которые будут одобрены их парламентами. Центральная власть кардинально подрывалась.

Становилось очевидным, что нам не удастся ограничиться латанием Конституции, надо идти на заключение нового Союзного договора и соответственно менять всю государственную структуру. Таким образом, едва совершив одну достаточно радикальную реконструкцию, мы были поставлены перед необходимостью приступить к осуществлению другой.

Глава 16. Национальная политика: трудный поиск

Глубокие корни

Сейчас, когда я пишу эти строки, невыносимо горько видеть, что происходит с моей страной. Межнациональные конфликты переросли в войны, сотни тысяч беженцев вынуждены покинуть свою землю, дом, могилы предков. Бравые «стратеги» позируют на фоне пылающих городов. И самое тревожное — безразличная реакция на все это большинства общества.

Что же произошло с нами?

Не хочу искать оправданий. Политики, взявшие на себя ответственность за реформы, обладали немалым опытом в сфере межнациональных отношений, знали, что они нередко приобретают острый характер. Любые ссылки на неведение были бы несерьезны. Имел такой опыт и я. Рассказывая о своих истоках и корнях, о Ставрополе, я отметил особенности этого края. Взаимоотношения людей различных национальностей, их совместное проживание составляли часть той реальной жизни, какой я жил, были таким же неотъемлемым ее элементом, как земля, вода, воздух, хлеб, входили в мое сознание чуть ли не с молоком матери.

Соприкасаясь с культурой, традициями, особенностями быта и человеческих отношений десятков народов, проживающих на Кавказе, я знал, как важно бережно, деликатно относиться к этой тонкой материи. Защищать ее и от спонтанной вспышки националистических страстей, и особенно — от злонамеренной политики разжигания межнациональных распрей ради чьих-то корыстных интересов и амбиций.