Жизнь и смерть

— Карин помнит эту ночь очень ясно — насколько это возможно для человеческой памяти. Такие события просто застревают в голове. Ее отец вернулся поздно — или, скорее, очень рано, под утро. Карин ждала, беспокоилась. Он был в ярости и не умолкая разглагольствовал о своем промахе. Карин пыталась успокоить его, но он не обращал на нее внимания. А потом посреди их маленькой комнаты появился мужчина. По словам Карин, он был одет как нищий попрошайка, однако лицо его было прекрасно и он говорил на латыни. Благодаря профессии отца и собственному любопытству Карин была необычайно хорошо образованна для женщины тех дней и понимала речь незнакомца. Он сказал ее отцу, что тот глупец и заплатит за вред, который причинил. Священник бросился к дочери, чтобы защитить ее…

— Я часто задаюсь вопросом по поводу этого момента. Если бы он не показал, что любит ее больше всего на свете, изменило бы это все наши истории?

Несколько мгновений она молчала, задумавшись, а потом продолжила:

— Вампир улыбнулся. Он сказал пастору: «Ты уйдешь в свой ад, зная, что та, кого ты любишь, станет одной из тех, кого ты ненавидишь». Потом отшвырнул его в сторону и схватил Карин…

Казалось, Эдит была поглощена своим рассказом, но в этот момент неожиданно замолчала, как будто очнувшись, и посмотрела на меня так, словно сказала что-то не то. Или, возможно, подумала, что расстроила меня.

— И что случилось? — прошептал я.

Снова заговорив, она явно начала тщательно подбирать слова:

— Вампир сделал все, чтобы священник понял, что произойдет с Карин, а потом убил его — очень медленно, на глазах у Карин, пока она корчилась от боли и ужаса.

Я содрогнулся. Эдит сочувственно кивнула.

— Вампир ушел. Карин было точно известно, как с ней поступят, если найдут в таком состоянии. Всё зараженное монстром подлежало уничтожению. Она действовала инстинктивно, спасая свою жизнь. Несмотря на боль, уползла в подвал и зарылась в кучу гниющей картошки, где и провела три дня. Каким-то чудом ей удавалось сохранять молчание, чтобы не выдать себя. Потом все закончилось, и она поняла, кем стала.

Не знаю, что выражало в тот момент мое лицо, но Эдит вдруг снова замолчала.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Все хорошо… и что было после этого?

Она невесело улыбнулась моему неуемному любопытству, а потом направилась по коридору в обратном направлении, потянув меня за собой.

— Пошли, — сказала она. — Я тебе покажу.

Глава шестнадцатая

Карин

Эдит снова привела меня к кабинету Карин. И на секунду остановилась у двери.

— Входите, — донесся изнутри голос Карин.

Вслед за Эдит я вошел в комнату с высоким потолком и окнами во всю стену. Остальные стены были скрыты книжными полками, доходившими до самого верха; столько книг мне доводилось видеть только в библиотеке.

Карин сидела за огромным письменным столом: она только что сунула закладку в книгу, которую держала в руках. Я всегда представлял себе таким кабинет декана в университете… правда, Карин выглядела слишком молодой для подобной роли.

Зная, через что она прошла, я посмотрел на нее другими глазами — хотя всего лишь рисовал произошедшее в своем воображении, а оно наверняка не справлялось со своей задачей, и значит, на самом деле всё было гораздо хуже.

— Чем могу помочь? — спросила она с улыбкой, поднимаясь со своего места.

— Я хотела показать Бо кое-что из нашей истории, — объяснила Эдит. — Ну, вообще-то, из твоей.

— Мы не собирались беспокоить вас, — извиняющимся тоном добавил я.

— Ничего страшного, — ответила мне Карин, а потом повернулась к Эдит: — С чего ты хочешь начать?

— С Ваггонера, — сказала Эдит. Она потянула меня за руку, вынуждая встать лицом к двери, через которую мы только что вошли.

Эта стена отличалась от остальных. Вместо книжных полок ее покрывали дюжины и дюжины картин в рамах. Разных размеров и стилей, некоторые из полотен были тусклыми, другие же горели яркими красками. Я быстро оглядел эти произведения искусства, пытаясь понять, что их объединяет, но не смог обнаружить никакой связи.

Эдит подвела меня к дальнему левому краю, потом взяла за плечи и развернула лицом к одной из картин. Мое сердце отреагировало точно так же, как на любое ее прикосновение — пусть даже совсем случайное. Еще больше смущало то, что Карин, разумеется, тоже это услышала.

Оказывается, Эдит хотела привлечь мое внимание к маленькому квадратному холсту в простой деревянной раме, неприметному среди более масштабных и красочных полотен и представлявшему собой миниатюрный городской пейзаж в коричневых тонах, полный островерхих крыш. Весь передний план занимала река, которую пересекал мост со множеством строений, напоминающих крошечные соборы*.

— Лондон середины семнадцатого века, — сказала Эдит.

— Лондон моей молодости, — добавила Карин, стоявшая теперь в паре шагов от нас. Я слегка вздрогнул, потому что не слышал ее приближения. Эдит взяла меня за руку и тихонько сжала.

— Ты расскажешь эту историю? — спросила она.

Я обернулся, чтобы увидеть реакцию Карин. Она встретила мой взгляд с улыбкой: