Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника

Наставление HDV130/2a, конечно же, охватывало и порядок обучения действиям пехотинцев в составе взвода и роты. Все это содержалось в 670 пунктах. Однако подготовка офицера пехоты требовала не только знаний, необходимых для командования отделением, взводом или ротой, но и изучения так называемого тяжелого пехотного оружия, т. е. станкового пулемета, миномета, легких и средних полевых орудий, противотанковой пушки. Она включала в себя обучение верховой езде и вождению. Нас учили управлять как моторными, так и гужевыми транспортными средствами.

По большей части служба проходила на полигонах. Большое внимание уделялось маршевой подготовке. Начинали мы просто с движения по кругу в составе различных подразделений, а потом перешли к маршам на различные, постепенно увеличивавшиеся расстояния. Марши чередовались с основательной огневой подготовкой. Я оказался хорошим стрелком. Вскоре выяснилось, что острота зрения в моем правом глазу была ниже, чем в левом. Первоначальная проверка зрения была у нас поверхностной. Тем не менее, после того как я попробовал стрелять с левого плеча, мне удалось добиться отличных результатов. В упражнениях в стрельбе без упора на 100 метров стоя и на 200 метров лежа я смог выбить 30 и 35 очков соответственно, став таким образом лучшим (с небольшим опережением) стрелком в нашей группе.

Огневая подготовка и марши, которые регулярно проводились по субботам, выделялись из проходившей на плацу строевой подготовки. Огневая подготовка давала телу отдых. Марши сопровождались сильной нагрузкой. Если в первом марше, который продолжался час, мы прошли 5 километров, то через несколько недель, с постепенным увеличением на 10 километров, мы проходили по 55 км. Это приводило нас на грань полного изнеможения. Как полагается настоящим пехотинцам, на маршах мы носили портянки вместо носок, а перед маршем смазывали ноги оленьим салом, так что, если сапоги были впору, то мозолей и волдырей не было. Волдыри под кожей появились у меня только один раз. Это было очень болезненно, но по крайней мере дало мне возможность сидеть на конной повозке, которая следовала за нами.

Повседневная жизнь в казарме начиналась с утренней поверки, за которой вскоре следовала команда дежурного фельдфебеля «тем, кто наряжен подавать кофе, выйти из строя». До того как начиналась работа, через полтора часа после подъема, надо было умыться, безупречно заправить койки и прибраться в шкафчиках. Работа в казармах заключалась в чистке оружия и уборке помещений. Один час в неделю отводился на чистку и ремонт форменной одежды и обуви, не считая ежедневной чистки сапог. Брюки своей выходной формы мы разглаживали, укладывая их между простынею и соломенным матрацем.

Помимо полевой и повседневной формы, каждый из нас имел комплект выходной формы одежды. Ее называли Сарасани по наименованию известного в Германии цирка, так как выглядела она далеко не нарядно, а напоминала скорее цирковую одежду. В то время как полевая форма была изготовлена из грубой однородной ткани зеленовато-серо-коричневого цвета, выходная форма была пошита из двух видов сукна. Китель был бледно-зеленый, а брюки больше отдавали синевой. Воротник темно-зеленый, петлицы и нарукавные нашивки отделаны серебристой тесьмой.

К этому добавлялась фуражка и, что было лучше всего, кант белого цвета, который был цветом пехоты как рода войск. Не считая его изящного и чистого вида, этот цвет всегда казался мне выражением простоты и непритязательности, которыми славилась пехота. Другими цветами были красный для артиллерии, зеленый для горных стрелков, черный для саперов, голубой для медиков, синий для танкистов, лимонно-желтый для связистов, темно-желтый для кавалерии, и позднее для разведывательных подразделений, и затем фиолетовый для капелланов. Но ни один из них не мог сравниться с нашим чистым белым.

Полевая учеба проходила в основном на большом гарнизонном полигоне. Но потом мы перешли к использованию, особенно для маршей, приятной холмистой местности в окрестностях Морхингена. Однажды мы остановились на отдых возле большого сливового сада, который был расположен вдали от всех деревень. Это навело нашего лейтенанта на мысль дать нам «укрыться» в этом саду и наесться слив. Через какое-то время, еще до уборки винограда, наш марш проходил мимо виноградника. И в этом случае лейтенант разрешил нам «укрыться» между гряд. Как на старых картинах, изображающих молочные реки с кисельными берегами, мы лежали на земле и срывали почти уже созревшие виноградные гроздья.