Жизнь и судьба Михаила Ходорковского

Принесли материалы для ознакомления, что меня просто повергло в шок. Никогда раньше я не видела, чтобы личное дело лица, отбывающего наказание, составило 22 тома. Причем в каждом больше 250 листов. Там было все: как сидел, как стоял, как лежал — буквально все. Вряд ли такого пристального внимания заслуживал кто-то еще. Я долго работала адвокатом, часто ходила на условно-досрочное освобождение, и знаю, что у лиц, которые даже отбывали срок 8–9 лет, личное дело составляет не более 80 листов. У Михаила Борисовича было 22 тома.

Я ознакомилась с материалами личного дела буквально за два дня: эти тома поступили в понедельник, а в среду уже исчезли из суда. Решили, что погорячились: нечего знать о том, что предпринимала власть против Михаила Борисовича. Они испугались.

— А вы их успели прочитать?

— Я успела прочитать. Я не только успела прочитать, я их успела отфотографировать, что не запрещено законом. Об этом много писали, много было журналистов на условно-досрочном освобождении, мы могли наглядно показать, как для Михаила Борисовича искусственно создавались условия отбывания наказания, насколько они отличались от условий содержания других, и тот факт, что все, происходившее с ним в колонии и СИЗО, было спланировано. Им пришлось вернуть материалы личного дела в суд до рассмотрения ходатайства об УДО, потому что я успела их прочитать за два дня. Наверное, они думали, что я не такая шустрая.

Все о чем мы говорим, подтверждается документально, что, безусловно, усиливает нашу позицию, доказывает, что в наших словах нет ни слова лжи. Во-первых, там были документы о взысканиях, которым он подвергался незаконно и необоснованно. Во-вторых, документы о его месте работы, каким образом оно определялось, о том, что администрация хотела отправить МБХ на обучение в местное ПТУ.

МБХ писал, что у него есть образование, он может быть полезен, но, если они так настаивают, будет соблюдать их требования, хотя они совершенно безумны. Раньше администрация колонии говорили, что Михаил Борисович отказывается выполнять работу, считает себя выше. Эти бумаги они даже не постеснялись убрать — все в материалах дела.

— Его постеснялись все-таки отправить учиться в ПТУ?

— В итоге — да. На швею-моториста он учился, учеником швеи-моториста был, выполнял обязанности швеи-моториста. А потом работал упаковщиком готовой продукции.

В личном деле были материалы, ранее нам недоступные. Непонятно, почему Михаил Борисович с апреля по май 2006-го тридцать дней находился в так называемом «безопасном месте». Его изолировали, он был в штрафном изоляторе, но нам было непонятно основание. Оказывается, были рапорты, в которых из «средств массовой информации» усмотрели угрозу для жизни и здоровья Михаила Борисовича. Это и послужило основанием для его перевода и помещения в «безопасное место».

— Средства массовой информации знают лучше, чем администрация колонии…

— Вы представляете, какой маразм, да? Адвокаты пытались выяснить, что и кто угрожает жизни и здоровью МБХ, почему он не может находиться в равных условиях отбывания наказания с другими осужденными. МБХ написал заявление, что нет никакой угрозы его жизни и здоровью, и просил вернуть его в отряд, в обычные условия отбывания наказания. Ему сказали: «Нет, мы знаем, что вам грозит опасность». Мы задавали вопрос администрации: «Откуда исходит угроза? Объясните поконкретнее». Администрация колонии заявила, что это тайна. Прочитали: оказывается, в средствах массовой информации администрация, а вернее начальник колонии Рябко А.В. усмотрел угрозу жизни и здоровью. Причем не ссылались, в каком же средстве массовой информации усмотрел.

Адвокаты в личном деле увидели множество материалов, которые администрация колонии тоже не постеснялись оставить, где говорилось о том, какое пристальное внимание было приковано к Михаилу Борисовичу. Думаю, им дали указание отмечать все в его поведении, где можно сделать хоть какую-то зацепку, чтобы в дальнейшем наказать. В личном деле множество рапортов о том, что МБХ не так сел, не так встал. Я не утрирую. Рапорт: «Прошу наказать, потому что он находится в жилом помещении возле своего спального места в половине десятого вечера без рубашки». Какое нарушение! Спать собрался и снял рубашку.

— А кто писал эти рапорты?

— Сотрудники. Заключенные рапортов не пишут. Они могут писать только объяснительные. Это сотрудники. То есть сотрудников так вышколили, надавали им столько указаний, что они буквально за ним бегали, и Михаил Борисович подтверждает, что за ним бегали и смотрели, что происходит.

И, несмотря на это, за весь период отбывания наказания, что в Краснокаменске, что в СИЗО, не было ни одного нарушения, при таком пристальном внимании, что и человек адекватный и правопослушный мог бы сорваться, но у него не было никакого срыва. Совершенно никакого срыва, и оснований для наказаний не было. Придумывали, наказывали черт знает за что.