Жизнь и судьба Михаила Ходорковского

4) «Оставить в прошлом космополитическое восприятие мира».

5) «Легитимировать приватизацию».

6) «Вложить деньги и мозги в создание принципиально новых общественных институций, не замаранных ложью прошлого. Создавать настоящие структуры гражданского общества, не думая о них как о сауне для приятного времяпрепровождения. Открыть двери для новых поколений. Привлекать к себе совестливых и талантливых людей, которые и составят основу новой элиты России».

7) «Чтобы изменить страну, нам самим надо измениться. Чтобы убедить Россию в необходимости и неизбежности либерального вектора развития, надо изжить комплексы и фобии минувшего десятилетия, да и всей муторной истории русского либерализма».

«Чтобы вернуть стране свободу, необходимо прежде всего поверить в нее самим», — пишет он в заключение.

Реакция на статью была просто ошеломляющая. На нее и сейчас, спустя шесть лет после публикации, около двух миллионов ссылок в интернете.

А тогда кто только не высказал мнение: от либералов до патриотов и коммунистов. Кто только не покритиковал, кто только не поспорил.

Такое впечатление, что общество было просто в шоке от того, что кто-то в прошлом весьма влиятельный вдруг заговорил с ним не на языке бюрократических штампов. Заговорил как один из них.

Либералы обиделись. Сочли отступничеством и покаянием в либерализме. Хотя ни того, ни другого в статье нет. Автор отрекается не от либерализма, а от методов, которые его дискредитировали.

Патриоты позлорадствовали: давно бы так, да поздно пить боржоми.

Станислав Белковский «покаялся» в том, что недооценил автора. Хотя, по моему скромному мнению, оклеветать и недооценить — не совсем одно и то же.

И все упрекнули автора в торговле за будущую свободу. Призывает же поддерживать Путина как легитимного президента. Но Ходорковский и до ареста делал реверансы в его сторону и называл себя государственником.

По-моему, наиболее адекватно статью оценил Леонид Невзлин, знавший автора многие годы: «Я воспринимаю это как продуманное, длительно подготавливаемое Михаилом выражение своих мыслей, которые он передумал, находясь в камере. Большая часть написанного мне известна с докамерных времен как его точка зрения. Некоторые вещи он просто не решался говорить, чтобы никого не обидеть, когда был на свободе. В этой же ситуации он, мне кажется, дал себе чуть больше послаблений. В принципе, ему несвойственно обсуждать публично третьих лиц и так жестко критиковать. В этой ситуации он себе это позволил. Но я считаю, что все, что он сказал, является его честной позицией. Я несколько раз перечитал материал и советую так сделать многим думающим людям, потому что впечатление по ходу перечитывания меняется…

У нас в России есть тенденция читать только заголовки, а потом на их основе делать суждения, реагируя не на материал, а на реакцию на материал. Первое мое ощущение было, действительно, — не покаяние ли это? Не сдача ли это позиций? В конце концов я пришел к выводу, что это честное, откровенное мыслеизъявление человека, который видит себя ответственным за судьбы страны. В каком-то смысле это можно назвать покаянием, но давайте скажем: это не пресмыкание перед властью. Это покаяние перед страной. А это разные вещи. Я не вижу ничего аморального, не вижу никакого предательства в том, чтобы человек такого масштаба, как Ходорковский, признал свои ошибки перед страной, перед людьми. Он называет вещи своими именами, с многими из которых я согласен. Некоторые — спорные для меня. Но полемизировать с человеком, когда он в камере, я не могу». [153]

Не менее адекватным, но со своей точки зрения, был Кремль. Статью тут же попытались дискредитировать. Замминистра юстиции Юрий Калинин заявил, что «в объяснительной записке, которую Ходорковский написал на имя начальника администрации СИЗО, он утверждает, что никакой статьи не писал и ничего через адвокатов не передавал».

Естественно, не писал, поскольку надиктовывал.

Адвокат Антон Дрель тут же еще раз подтвердил, что Ходорковский признает свое авторство.

Ни о какой торговле власти с Ходорковским речи ни шло вовсе. Более того — это одна из немногих его публикаций, после которой он не попал в штрафной изолятор.

«Власть носом учуяла две вещи, — писала Юлия Латынина. — Первая: такой текст — это не покаяние перед Кремлем, а заявка на политическое лидерство. Такой текст окончательно превращает Ходорковского в политзаключенного, и в этом смысле ничего более вызывающего Михаил Ходорковский просто не мог сделать». [154]

Часть IV Первое дело

Мифы о приватизации

1 октября 1992 года в оборот были выпущены приватизационные чеки, они же ваучеры, и началась приватизация.

Осенью чек можно было купить у метро или на автобусной остановке за бутылку водки. Потом они пошли по 4–4,5 тысячи рублей, а к зиме 1993-го вдвое превысили номинал в 10 тысяч рублей и продавались на бирже по 20 тысяч за ваучер и дороже.