Жизнь и творчество Николая Носова

Весёлый и мудрый талант — так я определяла его про себя. В жизни он оказался отнюдь не весёлым. Напротив, сосредоточенный, молчаливый, даже иногда угрюмоватый. Я ожидала шуток, острот. В писательской среде много остроумных людей. Есть «испытанные остряки», неизменно собирающие возле себя круг веселящихся слушателей. Есть негромкие, но полные умного юмора, каким был Михаил Светлов.

Я не слышала, чтобы Носов в разговорах острил. Он избегал себя демонстрировать. Мне показался он замкнутым, скупо открывающимся.

Однажды группа детских писателей в числе других «взрослых» поехала в Минск на юбилей классика белорусской литературы Якуба Коласа. Целый вагон был занят писателями. Среди других я встретилась с молодым украинским писателем, редактором детского журнала «Барвинок» Богданом Чалым. Я заметила, он — неотрывно в обществе Носова. Полная противоположность ему, Богдан Чалый, неистощимо жизнерадостный, добрый, живой, разговорчивый, увлечённо беседовал с Носовым. Я видела вспыхнувший огонёк в глазах Николая Николаевича. Видимо, беседа его захватила. О чём она — я узнала позднее. Они вдвоём проговорили всю ночь, стоя у вагонного окна.

Потом был юбилей и широко гостеприимный дом Якуба Коласа, где гостей привечали две красивые, в национальных костюмах невестки юбиляра. После юбилея состоялось совещание детских писателей, произносились речи, а потом — не забыть! — белорусы привезли нас в свой Дом творчества в глухом, почти непроходимом лесу. В годы войны здесь стояли партизаны, отсюда наносили удары по гитлеровцам. Белорусские писатели, наши хозяева, все были партизанами. Молодые, счастливые, сильные, они весь вечер пели партизанские и белорусские народные песни. Как было это чудесно!

Я не выпускала из поля зрения Носова. Он снова вернулся в своё обычное молчаливое состояние. Но заметила я в его молчании особинку. Как будто какая-то новая мечта им овладела, не отпускала, волновала, томила.

После узналось: да, явилась мечта — творческий замысел. Ночь в вагоне они с Чалым его обсуждали. Носов задумал своего «Незнайку». Чалый подхватил, разом влюбился в замысел. Обговаривали сюжет, эпизоды, детали. Увлеклись, как увлекаются мальчишки в повестях Носова. И Богдан Чалый, талантливый, смелый редактор, предложил Носову тут же печатать «Незнайку» в «Барвинке».

— Да ведь надо ещё начать, дописать, — колебался Носов.

― Начинайте и тотчас шлите к нам в Киев, в «Барвинок».

― А конец? — всё ещё не решался Носов.

— Продолжение и конец пришлёте вслед за началом.

Носов был рад. Киев — его родина, там прошли его детство и юность.

И случилось редкое в нашей литературе событие. Б. Чалый опубликовал первые главы «Незнайки», когда до последних было ещё далеко. Чалый верил — «Незнайка» будет дописан.

Нет ни в нашей стране, ни в других странах мира ребёнка, кто не знал бы, не любил «Незнайку»! Слава его поистине необыкновенна.

Был в моей писательской жизни довольно долгий (четверть века), трудный и счастливый период. Это годы, когда я писала повести о Ленине. Неизмерима помощь и поддержка, какую я получала от издателя детской литературы директора издательства того времени К.Ф. Пискунова. Выдающийся советский издатель, он многих детских писателей воспитал, скажем сильнее — создал. Моя книга «'Жизнь Ленина», самая мне дорогая книга, была написана благодаря его помощи и вдохновению. И вот повесть готова к изданию, когда вдруг я узнаю, что о том же пишет книгу Н.Н. Носов. Не он мне об этом сказал, не помню точно, от кого я услышала, но слышала ― и настойчиво. И чрезвычайно, признаюсь, была расстроена. Слишком серьёзный конкурент писатель Носов. Если даже его книга выйдет после моей, жить будет она, а не моя. Сейчас трудно сказать, действительно ли были у Николая Николаевича намерения написать биографию Ленина.

Моя книга выходит. Я получаю от Николая Николаевича письмо. Цитирую (не полностью): «Пребольшое спасибо за Вашу «Жизнь Ленина», которую прочитал, мало сказать, с большим интересом, а с глубоким волнением. Хотя Вы берёте, как говорится, быка за рога и пишете прямо о деле, но книга очень лирична... Какой-то художник сказал, что подлинное мастерство там, где не замечаешь самого мастерства. Это как раз можно сказать о Вашей книге».

Я была поражена, счастлива! «Какая душевная щедрость большого таланта! — думала я. — Так высоко оценить, позабыв, что сам намеревался о том же писать».

Это Носов.

Годы идут. Были у меня сыновья мальчиками. Стали взрослыми. И вот появляется третье поколение. Со мной живёт внук Кирилл.

Однажды слышу в смежной комнате смех. Мой внук в раннем детстве смеялся как колокольчик. Слышу заливчатый звон колокольчика. В чём дело? Читает Носова. Хотите — верьте, хотите — нет, читает рассказ «Живая шляпа».

Конечно, меня особенно тронуло, что вот тот же рассказ!

Я написала Николаю Николаевичу о том, как увлечены были им мои сыновья, а теперь внук.

Между нами завязалась переписка. Последние годы, в силу болезни, он не выходил из дома. Но какие добрые душевные письма я получала от него!