Жизнь и творения Зигмунда Фрейда

Ференци с его открытой, детской натурой, с его личностными проблемами и парящими в небесах фантазиями очень нравился Фрейду. Во многих своих проявлениях он поступал по велению сердца. Смелое и неограниченное воображение всегда волновало Фрейда. Оно являлось существенной частью его собственной натуры, которой он редко давал полную волю, смиряя ее скептическим настроем и сбалансированным суждением, отсутствовавшим у Ференци. Тем не менее такое воображение в других людях было чем-то таким, перед чем Фрейд редко мог устоять. Должно быть, они очень приятно проводили время вдвоем, когда их никто не мог подвергнуть критике. В то же самое время отношение Фрейда к Ференци всегда являлось отцовским и ободряющим. Он очень много работал над тем, чтобы избавить Ференци от его невротических затруднений и научить правильному отношению к жизни, в чем у него никогда не было необходимости по отношению к своим сыновьям.

17 ноября 1911 года

Дорогой сын[137]

,

Вы просите быстрого ответа на свое эмоциональное письмо, а мне сегодня очень хочется работать, так как у меня веселое настроение по причине хороших новостей, о которых вскоре расскажу. Я отвечу коротко и не сообщу много нового. Я, конечно, знаком с Вашим «комплексом трудностей» и должен признать, что предпочитаю иметь самоуверенного друга, но, когда Вы сталкиваетесь с подобными трудностями, мне приходится обращаться с Вами как с сыном. Вашей борьбе за независимость нет надобности принимать форму альтернативы между восстанием и подчинением. Мне кажется, что Вы также страдаете от боязни комплексов, которая связана с мифологией комплексов Юнга. Человеку не следует стремиться искоренить свои комплексы, а следует прийти с ними в согласие: они законно являются тем, что направляет поведение человека в мире.

Кроме того, в научном плане у Вас имеются наилучшие возможности для независимости. Доказательством тому служат оккультные исследования, которые, возможно, содержат в себе элемент излишнего рвения. Не стыдитесь своего стремления превзойти меня и стать чем-то большим. Человек должен радоваться, когда, в качестве огромного исключения, ему удается установить с самим собой отношения без чьей-либо помощи. Вы наверняка знаете старую поговорку: «Те несчастья, которые не случились с нами, следует приписать удаче».

А теперь прощайте и успокойтесь. С отцовским приветом

Ваш Фрейд.

Абрахам, несомненно, являлся самым душевно крепким членом этой группы. Его отличали твердость, здравый смысл, проницательность и превосходный самоконтроль. В какой бы яростной или трудной ситуации он ни оказывался, он всегда сохранял непоколебимое спокойствие. Абрахам никогда не предпринимал чего-либо поспешно или испытывая сомнения; именно он и я, обычно в согласии друг с другом, привносили элемент окончательной оценки в наши решения. Он являлся — не то чтобы самым сдержанным — наименее экспансивным из нас. У него не было чего-либо похожего на искрометные и обаятельные манеры Ференци. При его описании едва ли воспользуешься словом «обаятельный». Фрейд действительно иногда говорил мне, что находит Абрахама «чересчур прусским», но тем не менее испытывал по отношению к нему величайшее уважение. Будучи интеллектуально независимым, он являлся также эмоционально необщительным и, казалось, не испытывал какой-либо потребности в особенно теплой дружбе. Ни с кем из нас он не был сколько-нибудь ближе, чем с другим.

Ранк и Захс были большими друзьями и часто успешно работали вместе. Только они из членов Комитета, не будучи профессионалами, не практиковали психоанализ (до окончания войны).