Жизнь как она есть

«Африка принадлежит всему миру, всем, кто ее понимает и хочет с ней общаться. Одним из ее несчастий, безусловно, является долгая изоляция, в которой она существовала».

Он искренне восхищался Дж. Ф. Кеннеди, чье убийство, если помните, я восприняла более чем равнодушно. Он знал наизусть и декламировал речи покойного президента США.

Много раз я слышала следующую тираду:

«Дорогие сограждане мира, не спрашивайте, что Америка сделает для вас, – спросите, что все мы вместе можем сделать для свободы человека».

Еще он восхищался Ганди, Неру и… генералом де Голлем. Он обожал музыку. Все виды музыки. Мы вставали, ели, ложились спать под симфонии, концерты, реквиемы, хайлайф, калипсо и сальсу. С тех самых пор музыка стала непременной составляющей моего существования.

Должна признать еще одну вещь: на меня производили впечатление его корни, и я пыталась расшифровать символику и сложное функционирование доколониальных обществ. Из трудов Роберта Сазерленда Рэттрея я узнала об ужасе человеческих жертвоприношений, которые когда-то практиковали ашанти[139]. После смерти каждого Ашантихене – абсолютного монарха королевства Ашанти, культурного региона Ашантиленд и народа ашанти, сотни мужчин и женщин умерщвляли или закапывали живыми в землю. Кваме отреагировал на вопрос: «Как же такое возможно?!» – со смутившей меня небрежной легкомысленностью: «Не уподобляйтесь англичанам, которые ни черта не понимают в подобных вещах. Те люди были рабами и желали одного – остаться со своим сувереном даже после смерти. Для них это честь и счастье».

Я захотела побольше узнать об опасных ашанти и пригласила Франсуазу Дидон отправиться со мной и детьми в Кумаси, столицу их погибшей империи. Для начала она заставила меня поклясться, что я поведу машину на приемлемой скорости: никто не хотел ездить со мной, а Жиллетта вообще утверждала, что я подсознательно стремлюсь к самоубийству.

Мы покинули Аккру и попали в лес, он был намного гуще того, который отделял Бенжервиль от Абиджана. Несколько часов нас окружал мягкий и одновременно да́вящий на психику полумрак. Между массивными стволами мелькали силуэты животных, привлеченных светом фар. Одни улюлюкали, другие лаяли или стрекотали. Невидимые птицы весело щебетали и чирикали. Подавленные могуществом природы, молчали даже дети. Король Ашанти Осей Туту Агьеман Премпе II тоже соперничал с Кваме Нкрумой в деле разрушения традиционной власти и авторитетов, но в конечном итоге его роль свелась к сугубо церемониальной. Я часто видела на экране телевизора этого высокого худого старика в традиционной одежде и его очень молодую супругу в нарядах от самых дорогих кутюрье планеты. Контраст завораживал. Агьеман Премпе II жил в центре Кумаси, в элегантном особняке с деревянными колоннами. Нам не повезло попасть туда из-за детей, пришлось бродить по залитым солнцем улицам городка, утоляя голод жареным цыпленком в харчевне. Ближе к четырем часам мы вернулись к императорскому дворцу, чтобы присутствовать на живописнейшем представлении. Задрапированный в тяжелую ткань кенте, в огромных символических сандалиях – ноги правителя ни в коем случае не должны касаться земли! – Агьеман Премпе II совершал ежедневную прогулку, сидя на диванчике, покрытом звериными шкурами, который служители несли на плечах. Впереди и позади него двигались придворные, согнувшись пополам в знак почтения. Их лица были посыпаны пеплом, они завывали молитвы, музыканты громко дули в трубы, акробаты кувыркались и делали сальто. В толпе, собравшейся, чтобы созерцать величие кортежа, были иностранцы и аборигены, люди вопили от восторга. Меня должно было бы шокировать столь «феодальное» зрелище, обожествление смертного, но я отреагировала прямо противоположным образом. У меня открылись глаза, и я поняла очень важную вещь. Те, кто, подобно Кваме Нкруме, Амилкару Кабралу, Сейни, возможно, Секу Туре и революционерам, подступаются к Африке и ее доколониальному прошлому с мерками современными, то есть западными, такими, как всеобщая справедливость, терпимость и равенство, не просто не понимают ее, но и причиняют ужасный вред. Африка – сложная автаркическая конструкция, которую следует воспринимать комплексно, со всеми ее уродствами и блистательными находками. Африку нужно холить и лелеять, помня, что однажды наступит эпоха колонизации и европейцы станут слепо презирать и разрушать континент. Адепты Негритюда грешили излишним идеализмом. Они желали помнить только былые красоты, которые называли вечными. Меня так ошеломило это «прозрение», что я, не обращая внимания на протесты напуганной Франсуазы, помчалась по дороге в Аккру, рискуя нашими жизнями. Километров через пятьдесят сумасшедшую гонку прервали полицейские. Двое осторожно подошли к машине, отдали честь.

– У вас в машине маленькие дети! – укоризненным тоном заметил один.

– Вы знаете, с какой скоростью ехали? – спросил другой.

– Нет, не знаю… – сказала я.

– Не меньше ста восьмидесяти миль в час! – уточнил он.

– Ваши жизни зависели от лопнувшей шины, от гвоздя на асфальте! – включился первый.