Жизнь как она есть

Все это не улучшало настроения. Возвращение получилось совсем не таким, каким я его воображала. Вечер за вечером Кваме сбегал из дома сразу после ужина, а возвращался очень поздно, когда я уже спала. Мы редко занимались любовью – и к лучшему, ведь он каждый раз так старался не проворонить «момент», что я краснела и с трудом удерживалась от признания. Мы фактически не виделись. Он теперь работал на нигерийскую нефтедобывающую компанию и бо́льшую часть времени проводил в Лагосе.

– Тебе ничего не нужно? – спрашивал он и исчезал на несколько дней.

Однажды Кваме не было неделю, я забеспокоилась и пошла в его адвокатскую контору, удивившую меня своей солидностью. Воистину, времена изменились! В помещении работали еще два адвоката и человек десять клерков. Все с любопытством уставились на меня, и я поняла, что являюсь любимым объектом сплетен и пересудов.

Труднее всего мне было материально. Кваме сознательно вел себя так, словно в доме рядом с нами не было детей. Я не знала, чем платить за школьную форму, обеды и автобус и еще не читала книг Вирджинии Вулф, которая позже стала одним из моих любимых авторов (я говорю о «Своей комнате»[160]), но очень скоро поняла: женщина никогда не должна финансово зависеть от мужчины. Недолго думая, я решительно «постучала в дверь» Радиовещательной корпорации Ганы, где меня с распростертыми объятиями приняла мадам Атто-Миллз, занимавшая важный пост. Она слышала мои лондонские хроники и находила их умными и забавными.

«Зачем вы сюда вернулись? – воскликнула она. – Без Кваме Нкрумы страна умирает. При нем у людей хоть еда была, приезжали туристы со всего мира, а сегодня тут пустыня!»

Я слышала подобные рассуждения в самых разных странах, после того как там менялась власть или происходила так называемая революция – следствие отчаяния наших народов, жаждущих счастья и вечно обманывающихся в своих ожиданиях.

Мы договорились, что я буду готовить еженедельный обзор событий культурной жизни для других англофонных стран, что оказалось совсем не просто, поскольку в теперешней Гане больше ничего не происходило. Я решила делать очерки о музыкантах, раз уж только музыка способна выстоять в любых условиях, когда молчат многочисленные романисты и драматурги.

Именно во время второго и такого неудачного пребывания в Аккре я начала профессионально писать, не питая надежды быть опубликованной. Я проводила за машинкой весь день. Как только Кваме уходил на работу, а дети в школу, я устраивалась с верным «Ремингтоном» и пачкой дешевой бумаги на балконе второго этажа и ставила пластинку на проигрыватель. Музыка подхлестывала творческий процесс, создавая атмосферу красоты и заставляя крутиться строптивые механизмы мозга. Кваме модернизировал вертушку так, что пластинка сама переворачивалась на другую строну, я не отвлекалась и уходила в сочинительство с головой, забывая о материальных трудностях. И тогда, и сейчас труднее всего мне даются диалоги, так что я подумывала совсем от них отказаться и в некоторых романах так и поступила. В «Херемахононе» я придумала удобную схему, подходящую плохо прописанной главной героине Веронике – оставила только вопросы, а ответы заменила внутренними, часто сбивчивыми монологами.

Мы с Кваме, вопреки всему, переживали моменты… счастья. Да, именно так.

Иногда я ездила с ним в Аджумако. Его отец умер, как и сестра Квамина, у которой случился сердечный приступ. Его младший брат управлял королевством, а Кваме был членом Совета старейшин. Мы редко покидали свои апартаменты во втором дворе королевского дворца, но по вечерам ходили слушать музыку на центральную площадь. Служители приносили табуреты и закутывали нам плечи меховыми накидками, чтобы защитить от ночной прохлады. Я поднимала глаза к звездному небу и мечтала начать жизнь сызнова: выйти из чрева матери и получить от Судьбы новые карты! Если Всевышний правда сидит на небе и прячется в гигантской туманности, то почему Он отказывает мне в простом счастье, которым одаривает других? Зачем множит испытания? Куда хочет привести?

Один раз Кваме пригласил меня поехать с ним в Лагос, на свадьбу к его другу. Праздник пришлось отменить, города я почти не видела: банды совершили какие-то чудовищные преступления, и военные оцепили целые кварталы, полицейские машины носились по улицам, завывая сиренами. Мы закрылись в номере пятизвездного отеля, стоявшего на берегу моря, и двое суток занимались любовью. В маленьком книжном магазине я купила последние пьесы Воле Шойинка.

– Мы познакомились в Лондоне! – с ноткой ностальгической грусти произнесла я и вдруг, к собственному удивлению, поняла, что все чаще вспоминаю свою жизнь в британской столице.