Жизнь, которую мы создали. Как пятьдесят тысяч лет рукотворных инноваций усовершенствовали и преобразили природу

Музей «Ледниковый период», просуществовавший до 2018 года, рекламировал себя как «музей-театр». Это было популярное место, где семьи с маленькими детьми и группы школьников могли ощутить атмосферу древних времен. В 2007 году, когда я там была, посетители попадали сразу в зал, набитый чучелами вымерших животных в натуральную величину, на которые детям разрешалось забираться. Дальше тянулись ряды черепов и крупных костей, а за ними в витринах красовались полностью собранные скелеты степных зубров, пещерных львов и мамонтов, составленные из отдельных косточек, которые Шидловский и его друзья нашли при раскопках в Сибири. В центре зала отчаянно и безуспешно пытался выбраться из ямы, куда он провалился, механический мамонтенок, а вокруг на экранах проигрывался закольцованный видеофильм о сибирских экспедициях Шидловского. В следующем зале был выставлен (в том числе и на продажу) самый настоящий костяной трон, украшенный богатой резьбой, а также были разложены всевозможные костяные безделушки, подносики, шахматы, статуэтки и украшения. Помощник Шидловского заверил нас, что это все мамонтовая кость.

Вот тогда-то, в разгар всего этого пиршества зрения и осязания, я и совершила тот самый тактический просчет. На одном из стеллажей красовались особенно необычные экспонаты – колоссальная бедренная кость мамонта, совершенно сохранный череп пещерного льва, несколько массивных мамонтовых бивней яркого желтовато-белого цвета, ряды зубов мамонтов и мастодонтов всех размеров и – кусок носорожьего рога. Прежде мне не доводилось видеть носорожий рог вблизи, поскольку я занималась музейной работой только в Северной Америке, где шерстистые носороги, насколько нам известно, никогда не обитали. Рог же был просто шикарный. Темно-серый, с коричневым отливом, гораздо больше, чем я думала, хотя это и был меньший из двух рогов шерстистого носорога. Когда я взяла его в руки, он оказался еще и неожиданно тяжелым. И шершавым. И пупырчатым. Мне приходилось держать в руках сотни костей, принадлежавших животным ледникового периода, но они были совсем другие.

Я зачарованно глядела на рог и вспоминала, как впервые в жизни увидела живого носорога, – его звали Морани, он был черный, ручной и жил в заповеднике Ол Педжета в Кении. Вспоминала, как охранники Морани смеялись надо мной, когда я задрожала от ужаса, узнав, что для обязательного сувенирного фото мне придется прислониться к боку спящего гиганта. Думала обо всех носорогах, погибших в Ол Педжета и в других уголках Земли, – в основном их истребляли браконьеры, которые сбывали рога на черном рынке всяким шарлатанам, чтобы те делали из них чудодейственные снадобья и продавали их отчаявшимся больным. Думала о шерстистых носорогах, переживших пик последнего ледникового периода и на самой грани вымирания оказавшихся во власти хитроумных хищников-людей, от которых было невозможно убежать.

Я посмотрела на своих друзей, уверенная, что и их переполняют подобные чувства и что они ждут не дождутся своей очереди потрогать рог. Но на их лицах читались изумление, оторопь, ужас и отвращение. Я смущенно улыбнулась и протянула рог Иэну Барнсу – он тоже исследователь древней ДНК, и мы с ним много лет работали вместе. Иэн замахал руками, отпрянул, едва не поскользнувшись в своих бахилах на деревянном полу, и замотал головой. Только теперь до моих ушей наконец донеслись возгласы: «Не трогайте!», «Что вы делаете?!», «Ох, Шапиро, зря вы это!», «В Москве и мыла-то столько нет». Я растерянно положила прекрасное ископаемое обратно на полку и совершила вторую за день непростительную оплошность – вытерла руки о штаны. Все дружно уставились на меня, а Иэн прыснул со смеху. Я заозиралась в надежде, что дело не во мне, а в ком-то другом. Но вокруг не было никого из посторонних. Я окончательно смутилась, с недоумением взглянула на Иэна и энергично раскинула руки. От этого моего движения поднялась волна воздуха, и я втянула его носом.

Рог шерстистого носорога – о чем мне и напомнили обстоятельства – состоит из шерсти. Из плотно спрессованных кератиновых нитей. Со временем кератин распадается и гниет. Короче говоря, дреды, которым пятьдесят тысяч лет, никогда не мытые, долго пробывшие в земле, выкопанные оттуда и потом еще какое-то время полежавшие на полке в теплой комнате – не совсем то, к чему стоит прикасаться голыми руками даже на долю секунды.

Я ринулась в туалет, где нашла первый из нескольких брусков мыла, которые извела в тот день, – но все равно невольно улыбалась. Ведь мне только что удалось подержать в руках частичку вымершего шерстистого носорога.

Шестое массовое вымирание