В 1920 г. Лавкрафт, похоже, определенно, разминал свои литературные мышцы. В марте он сообщает, что "в настоящее время полон разнообразных идей, включая страшнейший роман, который озаглавлю Клуб Семи Сновидцев". Об этой работе нет упоминаний в других письмах, виденных мной, и подозреваю, что этот роман так и не был даже начат. Лавкрафт просто был не на том творческом этапе, чтобы справиться с работой объемом в роман. Пусть даже нам абсолютно ничего неизвестно об этой работе, теоретически можно сделать некоторые предположения относительно нее. Возможно, на самом деле, под ней подразумевался не настоящий роман, но, скорее, серия коротких историй с разными рассказчиками - теми самыми "семью сновидцами" из заголовка. Если это так, тогда его замысел чем-то напоминал планы По на книгу, озаглавленную "Истории Клуба Фолио"; в своем предисловии к ней (впервые опубликованному в собрании сочинений Эдгара По Джеймса Э. Гаррисона [1902]) По объявляет, что "Число членов клуба ограничено одиннадцатью". Можно также заподозрить влияние "Новых историй Клуба Семи" Джона Осборна Остина (1900), книги о странных происшествиях в Род-Айленде, которая имелась в библиотеке Лавкрафта. Этот тонкий томик включает семь историй, у каждой из которых свой рассказчик - как правило, историческая фигура из Род-Айленда XVII столетия. Лишь немногие из рассказов действительно о сверхъестественном, и даже они - довольно невинные истории о призраках; но Лавкрафту могла прийтись по душе форма.
Однако на тот момент влияние Дансени все еще господствовало. Даже с учетом "Страшного Старика", пройдет более полугода, прежде чем Лавкрафт напишет первый не-дансенианский рассказ о сверхъестественном. "Храм" [The Temple] был написан после "Кошек Ультара" (15 июня 1920 г.), но раньше "Целефаиса" (начало ноября) - именно так располагает его в хронологии рассказов сам Лавкрафт. Мое предположение - он был написан где-то в конце лета. При своем объеме порядка 6000 слов это самый длинный рассказ из написанных Лавкрафтом на тот момент, и помимо ряда тягостных изъянов в нем обнаруживается и несколько интересных моментов.
Немецкая подводная лодка под командованием прусского офицера Карла Гейнриха, графа фон Альтберг-Эренштайна, топит британское грузовое судно; позже мертвого матроса с грузовоза обнаруживают крепко вцепившимся ограждение палубы, а в его кармане находят "искусно вырезанную из слоновой кости голову юноши, увенчанную лавровым венком". Немецкий экипаж плохо спит, мучается кошмарами; некоторым чудятся мертвые тела, проплывающие мимо иллюминаторов. Некоторые члены экипажа действительно сходят с ума, уверяя, что их всех прокляли; Альтберг-Эренштайн казнит их, чтобы восстановить дисциплину.
Через несколько дней происходит взрыв в машинном отделении, а затем вспыхивает бунт, во время которого матросы еще сильнее крушат оборудование; командир снова казнит смутьянов. В итоге, в живых остаются только двое - сам Альтберг-Эренштайн и лейтенант Кленце. Лодка опускается все ниже и ниже ко дну океана. Кленце сходит с ума, вопя: "ОН зовет! ОН зовет! Я слышу ЕГО! Надо идти!" Он добровольно покидает лодку и исчезает в океане. Когда субмарина наконец достигает океанского дна, перед ее командиром предстает грандиозное зрелище:
И я увидел нескончаемый и ровный ряд полуразрушенных зданий великолепной, хотя и совершенно неведомой, архитектуры; все были на разных стадиях сохранности. Большинство, по-видимому, было из мрамора, сиявшего белизной в лучах прожектора, и развалины города занимали собой все дно узкой долины, по крутым склонам которой были особняком рассеяны бесчисленные храмы и дворцы.
"Столкнувшись лицом к лицу с Атлантидой, которую до тех пор считал преимущественно мифом", Альтберг-Эренштайн замечает один особенно просторный храм, высеченный из цельной скалы; затем он видит, что лик, высеченный на храме, точь-в-точь походит на статуэтку, найденную у мертвого британского матроса. 20 августа 1917 г. (в 27-ой день рождения Лавкрафта), закончив писать отчет о своих приключениях, командир готовится отправиться в храм, изнутри которого исходит неестественное фосфорическое свечение. "Теперь мне остается облачиться в водолазный костюм и бесстрашно подняться по ступеням в это древнее капище, молчаливо хранящее тайны неизмеримых глубин и бессчетных столетий".
Подобно "Дагону", "Храм" вызывающе современен в своем антураже (Первой Мировой войны); это можно было бы счесть плюсом, не будь он чрезвычайно грубой и неуклюжей сатирой, направленной против немецкого капитана, который в рассказе от первого лица буквально выставляет себя на посмешище, непрерывно повторяя "наши доблестные германские подвиги", "наша великая германская нация", "наша германская воля" и тому подобное. Почему Лавкрафт, почти через два года после окончания войны, ощутил потребность сочинить злую сатиру подобного сорта, - необъяснимо, особенно с учетом того, что на деле капитан оказывается вполне симпатичен в своей отваге и бесстрашии перед лицом неведомого.