Читаем Жизнь Лавкрафта полностью

   Вскоре после смерти Минитер Лавкрафта наметили на роль редактор планируемого памятного тома, посвященного Минитер, который должен был выпустить У. Пол Кук (который, очевидно, сделал попытку - как оказалось, тщетную - вернуться в издательское дело). Хотя в течение следующего года Лавкрафт бессистемно собирал воспоминания и заметки о ней, а также сопровождал Кука на встречах со знакомыми Минитер в Бостоне в ноябре 1934 г., книга так никогда и не вышла.

   В июле Лавкрафт пишет эссе "Дома и святыни По" для "Californian" Хаймана Брэдофски. Брэдофски (род. 1906) быстро стал одной из важнейших фигур в НАЛП середины 1930-х гг.; ибо, хотя сам он как автор был ничем не примечателен, его "Californian" предоставлял беспрецедентно много места для размещения произведений и статьей. В течение следующих нескольких лет Брэдофски то и дело выпрашивал у Лавкрафта вещи существенной длины; в данном случае он хотел статью на 2000 слов для зимнего номера 1934 г. Лавкрафт решил написать обо всех известных местах жительства По в Америке, но статья вышла чересчур механистичной и схематичной, чтобы быть эффективной.

   Другое эссе, которое увидело свет в "Californian" Брэдофски (зимний номер 1935 г.), - "Некоторые заметки о межпланетной фантастике"; оно было сочинено где-то в июле 1934 г. для одного из журналов Уильяма Л. Кроуфорда, правда, подобно "Некоторым замечаниям о небытие", так в нем и не появлялось. В этом эссе Лавкрафт воспроизводит целые абзацы из "Заметок о сочинении мистической литературы" и по большому счету не видит для научной фантастики светлых перспектив в будущем - если только у авторов не произойдут серьезные перемены в мировоззрении:


   Фальшь, консерватизм, пошлость, надуманность, лживые эмоции и инфантильное сумасбродство победоносно торжествуют в этом перенаселенным жанре, так что мало что из его продукции, кроме редчайших случаев, может претендовать на статус действительно взрослого произведения. И глядя на эту непроходящую лживость и суетность, многие задаются вопросом, сможет ли когда-нибудь хоть какая-то подлинная литература вырасти из подобной никчемности.


   Свое низкое мнение Лавкрафт явно вынес из спорадического чтения фантастических журнальчиков, однако он вовсе не считает, что "идея космического полета и иных миров по сути своей непригодна для литературных целей"; к таким идеям, однако, следует подходить с намного большей серьезностью и эмоциональной готовностью, чем делалось раньше. Что, по мнению Лавкрафта, было вопиюще необходимо, так это "адекватное ощущение чуда, адекватные эмоции у персонажей, реалистичность установок и дополнительных эпизодов, осторожность в подборе важнейших деталей и умышленное избегание... банальных искусственных персонажей и пресных схематичных событий и ситуаций" - чрезвычайно высокие требования для бульварных авторов, которые в большинстве своем не могли их исполнить. Лавкрафт, конечно, выделяет Г.Дж. Уэллса как одного из немногих титанов жанра научной фантастики (Верна он не относит к серьезным авторам, несмотря на свою детскую любовь к нему), а в конце эссе упоминает некоторые работы, вызвавшие его одобрение: "Войну миров" Уэллса, "Последних и первых людей" Олафа Стэплдона, "Станцию Х" Дж. Мак-Леода Уинсора (1919 г.; переиздана в "Amazing Stories" за июль, август и сентябрь 1926 г., где Лавкрафт явно ее и прочел), "Красный Мозг" Дональда Уондри и "лучшие работы Кларка Эштона Смита". На тот момент - и мы скоро это увидим, - Лавкрафт еще не прочел роман Стэплдона, но, очевидно, уже был наслышан о его литературных качествах.

   Трудно оценить влияние эссе Лавкрафта на последующее развитие этого жанра - тем паче, что изначально оно не было напечатано ни в научно-фантастическом, ни даже в мистическом журнале и, как следствие, не сразу достигло целевой аудитории. Научная фантастика, определенно, становится стала более серьезным художественным жанром, начиная с 1939 г., когда Джон У. Кэмбелл занимает пост редактора "Astounding"; но крайне сомнительно, что Лавкрафт как-то прямо повлиял на ведущих авторов того периода - Айзека Азимова, Роберта Э. Хайнлайна, А.Э. ван Вогта и других. Тем не менее, как станет очевидно, он сам использовал принципы, прописанные в этом эссе, в своих поздних "внеземных" работах.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры фантастики (продолжатели)

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее