Читаем Жизнь Лавкрафта полностью

   Космический размах этой работы - сравнимый в этом отношении только с "Хребтами Безумия" - обеспечивает повести "За гранью времен" одно из высших мест среди работ Лавкрафта; а богатство деталей истории, биологии и культуры Великой Расы столь же убедительно, как и в "Хребты безумия", хотя, возможно, даже лучше интегрировано в повествование. И снова читателя захватывает безграничность пространства и времени; особенно ясно это прописано в чудесном отрывке, где Пизли встречается с другими пленниками Великой Расы:


   Там был разум с планеты, известной нам как Венера, которому суждено будет жить бессчетные эпохи спустя; и один с внешней луны Юпитера - из прошлого глубиной в шесть миллионов лет. Из земных обитателей некоторые принадлежали к крылатой, звездоглавой, полурастительной расе палеогенной Антарктики; один был из рептильного народа легендарной Валузии; трое - из числа покрытых мехом дочеловеческих гиперборейцев, почитавших Цаттогву; один - совершенно отвратительный чо-чо; двое - паукобразные обитатели последней эпохи Земли; пятеро - из числа жесткокрылых созданий, что придут на смену человечеству и однажды станут объектом массового переноса разумов Великой Расы, бегущей от некой ужасной опасности; было и несколько представителей различных ветвей человечества.


   Это упоминание "жесткокрылых созданий" (то есть, жуков) снова выдает затаенное чувство, которое мы уже наблюдали в других рассказах - презрение к человеческому самомнению. Позже Пизли добавляет горестное замечание: "я с дрожью думаю о тайнах, которые может скрыть прошлое, и трепещу перед угрозами, которые может принести будущее. То, на что намекали постчеловеческие существа, говоря о судьбе человечества, произвело на меня такой эффект, что я не в силах изложить это здесь".

   Именно Великая Раса становится подлинным центром повествования; настолько, что они - подобно Старцам в "Хребтах Безумия" - начинают походить на истинных "героев" произведения. Много говорится об их истории и цивилизации; хотя, в отличие от Старцев, они едва ли претерпели какой-то упадок с достигнутых потрясающих интеллектуальных и эстетических высот - возможно, потому что их целью был не столько захват территорий и образование колоний, сколько чисто интеллектуальная деятельность. Политические и утопические построения, выраженные в этом произведении, я рассмотрю ниже.

   Основной идеей повести, обменом разумами, мы обязаны, меньшей мере, трем источникам. Во-первых, это, конечно же, "The Shadowy Thing" Х.Б. Дрейка, чье влияние мы уже видели в "Твари на пороге". Во-вторых, малоизвестный роман Анри Биро "Lazarus" (1925), который имелся в библиотеке Лавкрафта и был прочтен в 1928 г. В этом романе мы видим человека по имени Жан Морин, который провел шестнадцать лет (с 1906 по 1922 г.) в больнице, страдая от затяжной амнезии; за это время у него возникла субличность (прозванная персоналом больницы Жерве), сильно отличающаяся от его обычного "я". Эта альтернативная личность появляется время от времени; однажды Жану кажется, что из зеркала на него глядит Жерве, позже он решает, что Жерве преследует его. Жан даже, подобно Пизли, предпринимает исследование случаев раздвоения личности в попытке разобраться с ситуацией. (Кстати сказать, мотив амнезии в "За гранью времен" имеет крайне любопытную связь с биографией автора. Амнезии Пизли продолжается с 1908 по 1913 г. - именно в то время сам Лавкрафт, вынужденный бросить школу, стал вести жизнь затворника. Возможно, он сам начал верить, что некая иная личность взяла в то время верх).

   Третье важное влияние - не литературная работа, но фильм, "Площадь Беркли" [Berkeley Square] (1933), который привел Лавкрафта в восторг; в нем изображен человек, чей разум каким-то образом перешел в тело его предка из XVIII века. Этот источник мог сыграть особенно важную роль, так как, похоже, он помог Лавкрафту понять, как тот может воплотить в текст свое давнее убеждение (высказанное в "Заметках о сочинении мистической литературы"), что "Конфликт со временем кажется мне самым мощной и плодотворной темой во всем человеческом творчестве".

Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры фантастики (продолжатели)

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее