Не имея никаких дел в Нью-Йорке, пусть и находясь под следствием, я приобрёл невиданную доселе свободу. Для начала я полетел во Францию – лишь для того, чтобы узнать, что отныне я стал немного банкротом. Состояние моего отца, которое находилось в доверительном управлении с тех пор, как я посвятил себя Организации, оказалось наполовину вложено в ценные бумаги «Синей птицы» и «Сан Энерджи». Их более не существовало – как «Синей птицы», так и моих денег, и траст понёс жуткие убытки. Акции «Сан Энерджи», хоть и находились после Шанхая в нокауте, обещали со временем вырасти – управляющие убеждали меня, что держат ситуацию под контролем, и просили пока несколько ограничить расходы и «не мешать их долгосрочной стратегии».
Так что, утратив значительную часть состояния и не имея возможности свободно распоряжаться деньгами, оставшись без дела, я отправился в единственное место на планете, не навевавшее на меня тоску.
Я прибыл в Ла-Пас, проехал Кордильеру-Реаль, пересёк границу с Перу и оказался высоко в горах, где меня ждал небольшой уютный дом. Мои сторожа оставили меня в одиночестве и удались на КПП в километре от дома, рассудив, что с отвесной скалы убежать я могу только вниз.
Но бежать в мои планы пока не входило.
Я сидел на открытой террасе, любовался вечерним туманом, игрой багровеющего солнца на снежных вершинах, кутался в тёплый плед, держал в руке бокал кальвадоса (того самого, который мы однажды не допили с Адой) и размышлял о том, как же прекрасно всё сложилось.
Кальвадос обжигал, а я перечитывал классику, готовясь к роли крёстного отца:
Ведь какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?..
Помните, да? Классика на все времена, Матфей – это вам не Достоевский.
Я сидел там, пил кальвадос, смотрел на горы и, кажется, никогда в жизни не чувствовал себя таким счастливым.
Ради наших детей, Уэллс? Нет, конечно. Ради их права выбирать.
Пусть я не въехал в Ньюарк с тобой, но кабинеты на двадцатых этажах штаб-квартиры ещё ждали, манили и ждали меня.
Всё только начиналось.
2015–2016