Жизнь мальчишки. Том 1

— Наверняка его еще можно починить, — говорил мне отец, а “дворники” елозили взад-вперед, старательно разгоняя воду, стекавшую по ветровому стеклу. — Мы найдем кого-нибудь, кто сварит раму и руль и наладит остальное. Это точно уж выйдет дешевле, чем покупать новый велосипед.

— Лады, — отвечал я, хотя ни на секунду не сомневался в том, что велик мой мертв и вернуть его в мир живых двухколесных никому не под силу. Никакой ангел-сварщик не способен на такое чудо. — Переднее колесо тоже все вывернулось, — добавил я, но все папино внимание сосредоточилось на скользкой дороге. Медленно, но верно мы добрались до того дуба, где я оставил свой сломанный велик.

— Где же он? — спросил меня отец. — Ты здесь его оставил? Хотите верьте, хотите нет, но остатки моего велосипеда испарились, словно их и не бывало. Папа остановил пикап, вылез под дождь и постучал в двери дома, во дворе которого рос дуб. Сквозь стекло кабины я увидел, как отворилась дверь и на улицу выглянула светловолосая женщина. С минуту отец поговорил с ней о чем-то, я увидел, как женщина указала рукой куда-то вдоль по улице. Когда отец мой вернулся обратно, его фуражка была вся мокрая, а куртка молочника на ссутуленных плечах потемнела от воды. Открыв дверцу, он уселся за руль, вздохнул и сказал:

— Что ж, она мне все рассказала. Эта женщина выходила за почтой, увидела твой велосипед, который лежал под дубом в ее собственном дворе, вернувшись домой, позвонила мистеру Скалли и попросила его приехать и забрать велосипед, что он и сделал, Мистер Эммет Скалли был зефирским старьевщиком. Он разъезжал по городу на грузовичке, выкрашенном ярко-зеленой краской, на дверце которого красным было написано “Антиквариат Скалли” и номер телефона. Отец завел мотор и взглянул на меня. Мне был знаком этот взгляд, злой и разгневанный; будущее нарисовалось мне в самых мрачных тонах.

— Почему ты не постучался к этой женщине и не предупредил ее, что вернешься за велосипедом? О чем ты думал?

— Ни о чем, сэр, — потупившись, ответил я. — Я вообще ни о чем не думал. Я упал. Отец молча кивнул, выжал сцепление, дал газ, и, отъехав от тротуара перед домом с дубом, мы снова пустились в дорогу. Но путь наш лежал не домой — мы устремились на запад. Я отлично знал, куда ведет наш пикап отец. На западе, за городской окраиной, там, где начинался лес, находилась личная свалка мистера Скалли, его развалы. По пути мне пришлось выслушивать нравоучения отца, сводившиеся примерно к следующему: “Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, я всюду ходил только пешком. В ту пору я и мечтать не мог о собственном велике, даже о подержанном. Господи, да тогда никто не думал о том, чтобы ехать на велике, если путь составлял две или три мили. И от этого здоровья в нас было хоть отбавляй. В солнце, в ветер, в дождь, все равно — мы шли пешком. И куда нам было нужно, мы всегда добирались пешком…” — и так далее и тому подобное; вы понимаете, о чем я: мой отец пел хвалебную песнь своему детству, всем нам, конечно же, хорошо знакомую. Оставив город позади, блестящая от воды дорога пошла через насквозь промокший зеленеющий лес. Дождь по-прежнему не обещал милостей, клочья тумана цеплялись за ветви деревьев и, отрываясь, неторопливо пересекали дорогу прямо перед машиной. Папа сильно сбавил ход, поскольку эта дорога считалась опасной даже в самую хорошую и сухую погоду. Он все еще терзал меня рассказами о сомнительных радостях безвелосипедной жизни. Как я понимал, таким своеобразным способом он хотел дать мне понять, что если велосипед окажется непригодным к починке, то мне лучше немедленно привыкать к пешему образу существования. Между холмами, скрытыми в дымке, завывал ветер и грохотала буря, пустынная дорога разматывалась перед нами, норовисто убегая под колеса нашего грузовичка, словно плохо объезженная лошадь, не желающая скакать под седлом. Уж не знаю, что меня толкнуло, но именно в тот момент я повернул голову назад и всмотрелся в мокрые сумерки. И увидел автомобиль, который быстро настигал нас. У меня на затылке волосы поднялись дыбом, а по коже поползли мурашки. Черная как смоль приземистая машина позади нас больше всего была похожа на грозную пантеру с блестящими хромом зубами, которая присела на задние лапы перед прыжком. Не снижая скорости, она стрелой вписывалась в поворот, который только что при помощи непростой работы сцеплением, газом и тормозами преодолел мой отец. Мотор черной машины наверняка работал на самых высоких оборотах, однако, хотя ее и наш грузовичок разделяло всего ничего, до нас не доносилось ни звука. Мне показалось, что я увидел бледное лицо человека, низко пригнувшегося к рулю. В миг, когда я четко различил языки красного и оранжевого пламени, нарисованные на капоте и по черным эбонитовым бокам, в секунду, когда машина настигла нас и, не снижая скорости и даже не пытаясь свернуть, устремилась нам под задний бампер, я не выдержал и пронзительно закричал: