– После того как я, к своему несчастью, покинул эту царицу мира, Мадрид, нашу общую мать, – в первом же селении, куда я прибыл, я услышал барабанный бой, созывавший по приказанию Филиппа Второго людей, которые должны были отправиться на исследование Магелланова пролива.[473]
А так как я родился с большей склонностью к оружию, чем к книгам, то я отбросил их в сторону и с воодушевлением присоединился к одному капитану, моему другу, превратив свой капитал в оружие и солдатскую одежду, что не было неприятно для доньи Мерхелины. Видя, что ей это нравится, я почувствовал еще большую склонность к такому образу жизни. Я взял ее в свой отряд, потому что она этого хотела и потому что это было и моим желанием, так как много женатых людей отправлялось в этот поход, ибо намерением его величества было заселить этот пролив своими вассалами. Должно быть, Богу было неугодно, чтобы она мне в этом помешала, ибо моя воля была настолько подчинена ее воле, что без ее одобрения я не бросился бы так необдуманно в профессию, столь преисполненную нужды и несчастий.Мы сели на корабли в Сан-Лукаре, – я сокращаю рассказ, – и когда мы прибыли в Кобылий залив,[474]
нас захватила такая ужасная и яростная буря, что у нас почти не оставалось доски, на которой можно было бы спастись. Но благодаря предусмотрительности генерала флота Диего Флорес де Вальдес мы ушли от бури и вернулись в первый раз зимовать в Кадис. Оттуда мы отплыли и с большими трудностями достигли берега Бразилии, второй раз перезимовав в Сан-Себастьяне, в устье реки Ганеро,[475] в очень широкой и просторной гавани.Мы пробыли там некоторое время и удивлялись, смотря на этих нагих индейцев, которых было так много, что ими можно было бы населить еще целый свет. Иногда некоторые из них исчезали, и никто не знал, что с ними случалось. Тогда один отважный юноша, метис португало-индейского происхождения, решился разузнать о судьбе стольких пропавших людей. Взяв маленький круглый щит с алмазным острием и очень хорошую шпагу, он отправился на берег широкого моря. Там он издали увидел морское чудовище, выжидавшее какого-нибудь индейца, чтобы схватить его, – а когда он подошел ближе, чудовище, лежавшее до тех пор на коленях, встало во весь рост, и было оно так велико, что португалец не достигал ему и до половины тела. Когда чудовище увидело его поблизости от себя, оно бросилось на него, собираясь унести его, как оно делало это с другими. Но храбрый юноша, выставив вперед щит и действуя шпагой, защищался изо всех сил, хотя чешуя этого морского животного была настолько тверда, что он ни в одном месте не мог нанести ему раны. Удары же, какие наносило ему чудовище, были настолько сильны, что он не рисковал дожидаться их, увертываясь, пока ему не удалось, выставив вперед щит, попасть алмазным острием в суставы передних ног, чем был причинен чудовищу такой вред, что оно стало истекать кровью. И после этой долго продолжавшейся борьбы они оба наконец упали мертвыми.
Пошли искать отважного юношу и нашли его лежащим в одной стороне, а чудовище в другой. Капитан Хуан Гутьеррес де Сама и я и много других испанцев с великим удивлением рассматривали тело ужасного чудовища. В море там много песчаных отмелей и много островов; на одном из них мы видели змею, как их здесь у нас рисуют, чтобы испугать нас. У нее морда была как у борзой собаки, длинная и с множеством острейших зубов; большие мясистые крылья, как у летучих мышей; большие тело и грудь, хвост как небольшое искривленное бревно, две ноги или лапы с когтями – ужасный вид. Мы нацелились в нее из четырех ружей, потому что она лежала в ручье, который мы, в конце концов, и разыскивали, чтобы напиться. Я был того мнения, что, если мы раздражим ее, она может кого-нибудь из нас убить, поэтому мы оставили ее, между тем как она, завидя нас, ушла в лесную чащу, оставив очень широкий след, как от бревна. Но я не буду говорить о многих виденных нами чудовищах, так как это не имело значения для меня и неважно для моего рассказа.
Отсюда мы продолжали наш путь или путешествие к проливу в январе и феврале, когда там начинается лето с частыми противными ветрами. Нам приходилось бороться с сильными течениями, которые – или благодаря высочайшим горам и подводным каналам, или благодаря возмущающим море яростным ветрам – подвергали нас таким опасностям, что многие корабли были повреждены бурями, а некоторые потерпели крушение, причем корабли не могли прийти на помощь друг другу. Среди потерпевших крушение кораблей был тот, на котором находился и я со своей супругой. Хотя с нашего корабля стреляли из пушек, нас или не слыхали, или не могли помочь нам, за исключением одного корабля, с которого наш был виден. Моряки были – против их обыкновения – сострадательны и поспешили к нам настолько вовремя, что можно было спасти людей и вещи раньше, чем корабль совсем затонул.