На первое мы ответили, что мы не были детьми моря, а были детьми истинного Бога, Который выше их божества и Который как высший наказал их, потому что они хотели убить нас, когда, гонимые морем, мы пришли просить у них убежища. А на остальное мы ответили, что величие заключается не в высоте тела, а в добродетели и отваге, и благодаря этому мы отважились вступить на его землю и проплыть по всем водам бурного моря и что дети Бога, творца неба и земли, не страшатся опасностей, какие могут грозить им от рук людей, в особенности если эти люди не поклоняются Тому, Кто был всемогущим владыкой над всеми силами неба и земли и творцом того самого солнца, которому они поклонялись.[483]
Когда он услышал, что солнце имело высшего над собой, он переменил разговор и спросил, какова была цель нашего прибытия туда. Мы сказали правду, рассказав о некоторых наших бедствиях и напомнив ему о том, что все люди, будучи детьми одного Бога, обязаны защищать друг друга и помогать друг другу в нужде и несчастьях. Мы сказали ему, что мы просили его об этом как человека, занимающего высшее положение, которого Бог поставил, чтобы судить и распределять награды и наказания. Он выказал удивление нашим ответам и сказал нам, что все сказанное нами кажется ему очень хорошим, но что он не может принять нас и оказать нам помощь, не известив короля острова о столь необычайном происшествии, потому что, если он поступит иначе, это может стоить ему жизни. Мы упросили его, чтобы он позволил нам послать на корабль четырех товарищей, – ибо всех он не хотел отпускать, да и мы не хотели покидать вход в пещеру, – говоря ему, что они отправляются за продовольствием, нужным для людей нашей страны. Со всей возможной поспешностью они сели в лодку, подавая сигналы на корабль, чтобы там тянули веревку. Между тем губернатор отправил гонца к королю острова с сообщением о том, что происходило.
Гонцом была одна из собак, которыми они пользуются в важных случаях, требующих спешности. Они дают ей в рот полый кусок тростника, внутрь которого вкладывается несколько очень широких древесных листьев. На листьях знаками обозначается то, о чем хотели сообщить, потом хорошо свернутые листья вкладывают в тростинку, а собаке надевают род уздечки, плотно затянутой, чтобы у нее не выпала тростинка и чтобы собака не могла есть или пить. Таким образом, рот у нее был свободен лишь настолько, чтобы она могла дышать, и ни для чего другого. Когда все это было хорошо устроено, ее отправляли, наделив четырьмя ударами палкой, чем заставляли ее скорее прибыть к своему жилью, которое находилось приблизительно в четырех лигах. Когда там видели, что она бежит домой, то выходили ей навстречу и кормили и поили ее, отправив таким же образом дальше другую собаку. Таким образом эстафета могла пробежать за день сто лиг. Но наказывался принесением в жертву идолу всякий, кто помешал бы бежать такой собаке или помешал бы ей достичь своего дома или места отдыха, где всегда находились собаки с ближайших станций; их заставляли голодать, чтобы они могли с большей охотой бежать к своим жилищам.
В то время как мои товарищи отправились на корабль, губернатор распорядился, чтобы их по возвращении не допускали входить в пещеру, не посмотрев, что они несли с собой, а нас – выходить из нее, под угрозой, что всякий, кто выйдет, будет убит. Наше спасение заключалось в прибытии товарищей, потому что они отправились за порохом и пулями, ибо у нас оставалось очень мало того и другого. Губернатор приказал, чтобы ночью шесть стражей не отходили от входа в пещеру, потому что днем вход был на виду у всех. Нам было необходимо сказать товарищам, когда они явятся, чтобы они вернулись в лодку, пока мы не придумаем способа, как они могли бы войти в пещеру. Придумав, как нам убрать ночную стражу, я сказал товарищам, чтобы они, как только услышат какое-нибудь движение или шум, возможно быстрее бежали в пещеру. Для этого днем, когда стража покинула свое место, а остальные не обращали на нас внимания, я рассыпал по земле, где они сидели, порох, смешанный с мелкими камешками, и сделал из пороха маленькую дорожку от этого места до нас.