Жизнь Николая Клюева

В письмах Клюева к Ширяевцу впервые проступает – со всей откровенностью – любовная тема. Эротическая окраска угадывалась уже и в письмах к Блоку. Ширяевцу же, получив его фотографию, Клюев пишет, не обинуясь (конец 1913 года): «Ты очень пригожий паренек, и мне это сугубо приятно. <...> Мне страшно хотелось бы обнять, поцеловать тебя...». Тема нарастает, становится ведущей в письме от 3 мая 1914 года: «Для меня очень интересна твоя любовь и неудовлетворенность ею. Но я слыхал, что в ваших краях сарты прекрасно обходятся без преподавательниц из гимназий, употребляя для любви мальчиков, которых нарочно держат в чайных и духанах для гостей. Что бы тебе попробовать – по-сартски, авось бы и прилюбилось, раз уж тебя так разбирает, – да это теперь и в моде «в русском обществе». Хвати бузы или какого-нибудь там чихирю, да и зачихирь по-волжски. Только обязательно напиши мне о результатах...».

Ширяевец, очевидно, возмутился этим советом; продолжая тему, Клюев пишет ему 28 июня следующее: «Почему тебе кажется, что мне не идет говорить про любовь и про сартские нравы – я страшно силен телом, и мне еще нет 27-ми годов. Встречался я с Клычковым, и всегда мы с ним целовались и дома, и на улице... Увидел бы я тебя, то разве бы удержался от поцелуев?».

Кажется, все понятно. Тем не менее, пресловутое «извращение», что вызывало нарекания в адрес Клюева со стороны современников (и впоследствии официально инкриминировалось ему «органами»), в действительности – непростая проблема. Суть ее в том, что Клюев напряженно искал – как в жизни, так и в творчестве – единства, «слиянности» духовного с телесным, «высшего» с «низшим». Любовь (брак) он понимал, скорее, религиозно – как мистическое таинство, в котором брачная пара призвана осуществить свое богоподобие. Стихи Клюева, обращенные к «возлюбленному», проникнуты эротическими вожделениями в той же мере, как и религиозными упованиями. Тоска Клюева о «супруге» – это одновременно и тоска о «духовном сыне». Любовь для Клюева – некий духовный акт, сотворчество. Можно сказать, что именно с мужской дружбой Клюев соотносил одухотворенное, творческое начало, тогда как в женской любви, напротив, он видел по преимуществу «пол».

Духовный союз поэта с поэтом, художника с художником, старшего с младшим, Отца с Сыном, Христа с Иоанном – все эти мотивы красочно отразятся в творчестве Клюева. Стремление Клюева опекать своих младших товарищей по искусству, «матерински» заботиться о них, быть для них «всем и вся» воплотится наиболее полно в его взаимоотношениях с Сергеем Есениным, Анатолием Кравченко и др. Однако прелюдией к этим «дружбам» было его заочное общение с Ширяевцем.

Литературная слава Клюева тем временем неуклонно росла. Безвыездно оставаясь в Олонии, поэт ревниво следил за отзывами о своем творчестве, которые появлялись тогда в печати. «От Иванова-Разумника получил письмо – очень хвалит мои новые стихи. За этот год я получил больше 70-ти вырезок о себе и о «Лесных былях» и десятка три писем...» – с гордостью рассказывал Клюев В. С. Миролюбову в конце 1914 года. А в августе 1915 года Клюев сообщает Есенину, что у него накопилось «около двухсот газетных и журнальных вырезок» о своем творчестве. Возможно, Клюев несколько преувеличивал число посвященных ему публикаций, Но не будет преувеличением сказать, что имя его к середине 1915 года постоянно ставится рядом с именами известнейших русских поэтов.