Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва

— Вы откуда? Где работаете?

Нина путано принялась объяснять, что формально она не учительница, а всего-навсего ликвидатор неграмотности. Но это только формально, потому что на самом деле она учит ребятишек, и, окончательно смешавшись, замолчала.

— Лаврушино далеко? — спросил Зорин.

— Я же сказала вам — девять верст.

— И все пешком?

— Я же сказала — подводы не было.

Странное у него лицо: что-то в нем девичье, и потом оно все время меняется. То улыбается, то хмурится.

Зорин быстро обулся, бросив на ходу: «Сбегаю за дровами», исчез за дверью.

Только сейчас Нина поняла, как устала. Пока шла, не так зябли ноги, теперь же их до боли ломило от холода.

Зорин вернулся с охапкой дров. Через несколько минут круглая железная печка раскалилась докрасна.

— Садитесь погреться, — сказал он, подвигая к печке табуретку.

Нина села и с наслаждением вытянула ноги.

— Вы извините… Это дед — он дрова колет — мне сказал, что Козлоногов сидит в кабинете председателя и сушит портянки. Вот я на вас и накинулась…

— Ерундовина, — весело отмахнулся Зорин, — по правде говоря, я рад, что он вас сюда направил, — и, видимо заметив ее смущение, снова заговорил о деде: — Хитрющий старик, любит всякие штучки отмачивать. Он не представлялся глухим? Вот-вот, а сам, между прочим, слышит что надо! Я уже его тут за три дня изучил.

Зорин присел на корточки перед печкой, пошевелил клюшкой дрова, лицо его стало розовым и очень юным. «Сколько ему лет?» — подумала Нина.

Выкатив клюшкой горячий уголек, Зорин ловко подхватил его и бросил на край печки. Нина заметила, что он все делал ловко: накручивал без единой складки портянки, отдирал бересту от полена, а теперь прикурил от уголька и голыми пальцами бросил уголек в печку. Плечи у него узкие, талия, перетянутая красноармейским ремнем, тонкая, а руки будто от другого человека — большие и грубые. Но зато смотреть, как они орудуют, — одно удовольствие.

— Между прочим, — сказал Зорин, — Козлоногов, как наша бригада приехала, сразу удрал в город. Расскажите про ваши дела. Может, я смогу чем-нибудь помочь.

Он говорит так, точно они давным-давно знакомы. Она ему рассказала, как ребята заявились на ликбез.

— Знаете, я не могла их прогнать.

Он молча кивнул.

— А Степанчиков сказал: «Зарубила?!» А я ничего не нашлась ему ответить.

Нина рассказывала, и все, о чем она говорила, отражалось на его лице: сочувствие, растерянность, негодование и ярость, когда она сказала: «Ботало болтает». Зорин, пока она говорила, ни разу не поднял на нее глаз. Возможно, боялся спугнуть ее откровенность.

— Ну, вот я и пошла сюда, — закончила она свой рассказ.

— Вы не отчаивайтесь. Я среди своих братишек — я в депо работаю — всегда знаю, какое принять решение, а в крестьянском вопросе… надо с ними сто пудов соли съесть. Но дело-то ведь не терпит! — воскликнул Зорин и принялся пространно и пылко доказывать, что путь колхозного строительства — путь на уничтожение классов. Необходимо очистить сельсоветы от кулацких ставленников. Известно ли Нине, что беднота помогает кулакам прятать хлеб? Помогает — в том-то и дело! А отчего артели разваливаются?! Да потому, что кулаки тоже свою агитацию ведут.

Наконец он Спохватился, обозвал себя дураком — она, видать, до смерти устала и есть хочет, а он ей лекцию читает. Зорин заявил, что сегодня ей нечего и думать возвращаться, тем более они в Народном доме (бывший купеческий дом) проводят вечер вопросов и ответов, и ей не мешает познакомиться с этой формой культмассовой работы. Завтра утром приезжает Степанчиков, и они вместе поговорят с ним о художествах Козлоногова. Со Степанчиковым договорятся и о подвозе для нее. А сейчас Нине необходимо пойти, чтобы поесть, на квартиру, где остановилась их бригада.

Она с готовностью подчинилась — приятно ни о чем самой не думать, ничего самой не решать. Ныли ноги. Неужели вернется болезнь, которая мучила ее в детстве? Если бы хоть немного отдохнуть — тогда, может, все пройдет. Хорошо, что идти на квартиру пришлось недалеко.

Хозяйка, круглолицая, пышнотелая женщина, выслушав Зорина, сказала:

— Надо же! Лаврушино не ближний свет. Не сумлевайтесь — накормлю чем бог послал. Сами-то хоть откушайте.

Но Зорин, узнав от хозяйки, что бригада ушла в школу проводить собрание с учителями, умчался.

— Обходительный молодой человек, — сказала хозяйка, когда за ним захлопнулась дверь, — утром дров наколол и натаскал, а девки ихние по воду сходили.