Жизнь переходит в память. Художник о художниках

Я начал ездить после войны и эвакуации в эти края по старой детской памяти, да еще и потому, что здесь, в Поленове, был дом отдыха Большого театра, а мои родители могли покупать сюда путевки, тем самым решая еще и проблему питания. В 1954 году я писал отцу из Сухуми: «Вообще все, что происходит в Поленове, мне очень интересно, я сам хотел бы там сейчас быть. <…> Моя вечная история: как только я попадаю куда-нибудь на юг, у меня возникает тоска по Поленову и такого же рода местам под Москвой».

Наташа Грамолина была супругой внука Василия Дмитриевича — Фёдора. Пройдя многотрудный жизненный путь, в том числе командование подводной лодкой, он стал (до Наташи) директором музея-усадьбы, наследуя эту должность. Он хорошо знал творчество своего деда, был человеком эрудированным, просвещенным и посвященным в тайны музейного дела. Я вспоминаю Фёдора молодого, еще до призыва в армию, потому что воспитывался вместе с ним одними и теми же людьми, зачастую домочадцами и родственниками Поленова — с ним была близка моя бабушка. В памяти звучит детское имя Фёдора — Федул. Потом следы его для меня затерялись. В моем поле зрения Фёдор снова возник, уже когда стал «большим» человеком, заседал в Верховном Совете РСФСР и очень хорошо там держался.

Фёдор Поленов с его правильными чертами лица был красив той красотой, которой обладали выходцы из старинных русских дворянских или купеческих родов, такие как, например, Владимир Владимирович Набоков или Юрий Петрович Любимов. Благодаря стараниям Фёдора и Наташи большая территория вокруг поленовского дома была объявлена заповедником и таким образом спаслась от застройки коттеджами новых русских соотечественников.

Ближе к концу своей непростой и насыщенной событиями жизни Фёдор обратился к заветному для него писательскому труду и в нем тоже проявил талант, издав книгу «У подножия радуги», где, обращаясь к фактам собственной биографии и художественно их отображая, не оставил без внимания сакральные для Тарусы имена Ивана Владимировича Цветаева, Константина Георгиевича Паустовского, Касьяна Ярославича Голейзовского.

А Наташа Грамолина стала для меня ниточкой, связующей мою юность и настоящее время. Каждый свой приезд в Поленово я стремился к застолью у Наташи и всегда восхищался ее доброжелательностью и гостеприимством. Наверное, здесь позволительно вспомнить, что по образованию Наташа была филологом, свободно владела всеми пластами русского языка, не чуждаясь обсценных выражений, а самым оригинальным образом используя их в своей колоритной речи.

Именно в Поленово из Тарусы и направлялся наш прогулочный кораблик: довольно большой, старой конструкции, уж никак не вписывающийся, к счастью, в понятие современного дизайна. За штурвалом — наш давний приятель Кириллыч, крупный медведеподобный мужчина с иссеченным бороздами морщин лицом. Он и капитан, он и матрос. Сделав разворот, чтобы корабль стал носом против течения, и задав ему медленный ход, он спускается из капитанской рубки, перекидывает канат на пристань и принимается подтягивать его вручную к пристани. Кругом простирается ширь Оки. В этом месте именно ширь.

Мы сходим на берег по деревянному трапу, подрагивающему под ногами. Кириллыч нам помогает. Мы — это я, моя прекрасная супруга Даша, Люда Шуклина — наша приятельница, доброжелательная хозяйка этого парохода, Паша и Ира (я стараюсь приобщить моего друга, писателя и сценариста Пашу Финна, приехавшего погостить в Тарусу, и его замечательную, остроумную жену Иру Чернову к своему ощущению и видению Тарусы, а теперь и Поленова). Осторожно спускаемся — и оказываемся на поленовской земле.

Я узнаю и не узнаю окрестности. Меня обступили тени прошлого. Собственно, они живут во мне, быть может, потому, что навсегда отпечатались в моем юном сознании. Порой даже давят грузом подробнейших деталей. Они населяют эти аллеи, этот поленовский дом — вот он, стоит в отдалении, и корпуса Дома отдыха, которых больше нет, — все так отчетливо проявлено в памяти. Щемящие воспоминания своей реальностью превосходят все остальное, окрашивают и погружают происходящее сейчас в прошлое. Мираж или, скорее, наваждение… Люди вспоминаются на фоне мало меняющегося пейзажа. Удостоверяют мираж и в то же время возвращают нас к действительности сам дом Василия Дмитриевича Поленова и Аббатство, существующие и поныне. Все это позволяет мне рассуждать о привидевшемся доме отдыха как о «рухнувшей цивилизации». «Цивилизация» — это не только «тени» в реальном пространстве, но и то, чем мы жили тогда. Целая жизнь встает из небытия с ее успехами и неудачами, любовью, романами, праздниками и разными событиями, объединяющими всех. Проживаемыми вместе.