Читаем Жизнь по-американски полностью

После выступления я вышел через боковой выход и прошел вдоль шеренги фоторепортеров и телекамер. Уже почти подойдя к машине, слева от себя я услышал звуки, похожие на звуки фейерверка, — просто короткие хлопки: поп-поп-поп. Я обернулся и спросил: "Что это?" 14 тут же начальник охраны Джерри Парр схватил меня за руку и буквально швырнул на заднее сиденье лимузина. Я упал лицом вниз, а он прыгнул на меня сверху. Я почувствовал невероятно сильную боль в верхней части спины. Никогда в жизни я не испытывал такой мучительной боли. "Джерри, — сказал я, — слезай, ты, наверное, сломал мне ребро".

"В Белый дом", — сказал Джерри водителю, затем перебрался на откидное сиденье, и мы поехали.

Я попробовал сесть, но боль парализовала меня. Выпрямляясь, я откашлялся и увидел на ладони кровь; она была очень красная и пенилась. "Ты не только сломал мне ребро, похоже, оно проткнуло легкое", — сказал я.

Джерри взглянул на пенящиеся пузырьки и велел шоферу ехать в больницу университета Джорджа Вашингтона. К тому времени мой платок промок от крови, и он дал мне свой. 14 вдруг я почувствовал, что дышу с трудом. Как ни старался, но мне не хватало воздуха. Я испугался, меня начала охватывать паника. Я никак не мог как следует вдохнуть.

Мы подъехали к приемному отделению по оказанию первой помощи, я вышел из машины и прошел в кабинет. Меня встретила сестра, и я сказал ей, что мне трудно дышать. Затем вдруг почувствовал, что ноги у меня стали ватными, потом — что лежу на каталке и на мне разрезают мой новый в тонкую полоску костюм и снимают его.

Боль в ребрах была по-прежнему мучительной, но больше всего меня беспокоило, что мне не хватает воздуха, несмотря на то что доктора вставили дыхательную трубку. Всякий раз, когда я пытался вдохнуть, мне казалось, что воздуха становится меньше. Лежа на спине, я старался сосредоточить взгляд на квадратных потолочных плитках и молиться. Потом, помнится, я на несколько минут потерял сознание.

Едва очнувшись, я вдруг почувствовал, что лежу на каталке и кто-то держит мою руку. Державшая рука была мягкая, женская. Я чувствовал, как она сначала прикоснулась к моей руке, затем взяла ее. Даже сейчас мне трудно объяснить свои ощущения, но прикосновение этой руки успокоило меня и принесло облегчение.

Вероятно, это была одна из сестер, но я не видел ее. Я спрашивал: "Кто держит мою руку? Кто держит мою руку?" Не услышав ответа, я спросил: "Нэнси знает?"

Потом я старался узнать, кто была эта сестра, но так и не смог. Я хотел сказать ей, как много ее прикосновение тогда значило для меня.

Помню, я открыл глаза и увидел, что на меня смотрит Нэнси. "Дорогая, — сказал я, — я забыл пригнуть голову". Так сказал Джек Демпси своей жене в тот вечер, когда на чемпионате тяжеловесов его побил Юджин Ту ни.

Приход Нэнси в больницу дал мне огромную поддержку. Пока я жив, всегда буду помнить, что пронеслось у меня в голове при взгляде на ее лицо. Позже я записал это в дневнике: "Молюсь о том, чтобы никогда не дожить до того дня, когда ее не будет… Из всего, чем наградил меня Господь, она — величайший дар, больший, чем я того заслуживаю и когда-либо надеюсь заслужить".

Кто-то охранял нас в тот самый день.

Большинство врачей, работавших в больнице университета Джорджа Вашингтона, собрались днем на консилиум и находились совсем рядом от палаты неотложной помощи. Уже через несколько минут после нашего приезда туда пришли специалисты фактически по всем областям медицины. Когда один из врачей сообщил, что меня собираются оперировать, я сказал: "Надеюсь, вы республиканец." Он посмотрел на меня и ответил: "Господин президент, сегодня мы все республиканцы". Помню, на вопрос одной из сестер о моем самочувствии я ответил, что "в общем-то, предпочитаю находиться в Филадельфии" — так говорил старина У. С. Филдс[33].

Какое-то время в палате неотложной помощи я думал, что все случилось из-за того, что Джерри Парр сломал мне ребро и оно проткнуло легкое. Позднее я узнал, что произошло в действительности: у меня в легком сидела пуля; Джиму Брейди, моему пресс-секретарю, стреляли в голову; охранник Тим Маккарти получил ранение в грудь; полицейскому Тому Делианти пуля попала в шею. Всех нас ранил из пистолета молодой человек, действовавший в одиночку, его арестовала полиция.

Джим Брейди — этот забавный и независимый человек, такой же одаренный и милый, как и все сотрудники Белого дома, был без сознания. Когда его провезли мимо в операционную, кто-то сказал мне, что он ранен настолько серьезно, что, вероятно, не выживет; я помолился за него. Я чувствовал, что не могу просить Бога помочь вылечить Джима, остальных и меня и одновременно испытывать ненависть к стрелявшему в нас человеку, поэтому я молча просил Бога помочь ему справиться с дьяволами, которые подтолкнули его к этому поступку.


Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное