Во время своего визита 18 июля 1985 года в морской госпиталь Бетесда, где я лежал на обследовании, Бэд Макфарлейн сообщил мне о том, что группа иранских умеренных хочет начать диалог с американскими официальными лицами в целях возможного улучшения наших отношений и освобождения наших заложников в Бейруте. Он сказал мне также, что Михаил Горбачев одобрил мое предложение продолжить до встречи на высшем уровне наше непосредственное и неофициальное общение. "Мы пытались достичь того же с его предшественниками, но не смогли этого добиться, — отметил я в своем дневнике. — Я дал слово продолжать".
Тем временем мы стали замечать признаки и других изменений в Кремле, хотя еще не представляли себе, что они могли значить. Двумя неделями ранее по инициативе Горбачева Андрея Громыко назначили Председателем Президиума Верховного Совета СССР, на чисто протокольную должность, которая положила конец двадцатипятилетней карьере Громыко в качестве министра иностранных дел.
Его преемником стал Эдуард Шеварднадзе, партийный деятель из советской республики Грузия, о котором мы знали относительно мало. В конце июля Джордж Шульц вылетел в Финляндию на встречу с Шеварднадзе и для подготовки предстоящей встречи в верхах. Позвонив из Хельсинки по кодированному телефону, Джордж сказал мне, что его инстинктивная реакция на нового советского министра иностранных дел позитивна: он хоть и был жестким, но менее враждебным и более представительным, нежели Громыко.
Когда было объявлено о планах проведения встречи на высшем уровне, я дал указание сотрудникам Белого дома и кабинета министров не делать ничего, что могло бы намекнуть на наши ожидания большого прогресса на встрече в Женеве.
Джордж Шульц сказал мне: если единственное, чего удастся достигнуть, будет соглашение о новой встрече в верхах — это уже успех.
Пока я занимался этим делом, я хотел распознать Горбачева, убедить его, что имею серьезные намерения в отношении уменьшения ядерной угрозы. "Давайте рисовать крупной кистью, чтобы не дать мелочам повлиять на ход обсуждения", — говорил я.
По мере того как события развивались, Горбачев и я продолжали переписку со многими повторениями, так как оба хотели показать друг другу, на какой позиции стоит каждый из нас.
Вот часть письма, полученного мной от Горбачева в сентябре 1985 года, которое обобщает советский подход к США до встречи в Женеве:
"Уважаемый господин Президент!
Хотел бы высказать некоторые соображения и мысли в продолжение нашей с Вами переписки, и особенно в связи с приближающейся нашей личной встречей.
Я исхожу из того, что оба мы весьма серьезно подходим к этой встрече и тщательно к ней готовимся. Круг проблем, которые нам предстоит обсудить, уже достаточно четко обозначился. Эти проблемы одна другой важнее.
Конечно, между нашими странами существуют немалые различия, разница в подходах по целому ряду принципиальных вопросов. Все это так. Но вместе с тем реальность такова, что наши страны должны сосуществовать, нравимся мы друг другу или нет. Если бы дело дошло до военной конфронтации, это стало бы катастрофой для наших стран, для всего мира. Судя по Вашим высказываниям, господин Президент, Вы также исходите из недопустимости военного столкновения между СССР и США.
Коль скоро это так, то есть если предотвращение ядерной войны, снятие военной угрозы есть наш взаимный, причем доминирующий интерес, необходимо, как мы считаем, использовать его в качестве главного рычага, с помощью которого можно кардинальным образом изменить характер отношений между нашими странами, сделать их конструктивными, стабильными и тем самым содействовать улучшению общей обстановки в мире. Именно это центральное направление в наших отношениях и надо задействовать в оставшееся до встречи в ноябре время, на самой встрече и после нее.
Здесь, по нашему убеждению, есть немалые возможности. Моя с Вами встреча может послужить хорошим катализатором для их реализации. Как представляется, мы вполне могли бы достичь четкого взаимопонимания о недопустимости ядерной войны, о том, что в ней не может быть победителей, решительно высказаться против стремления к военному превосходству, попыток ущемить законные интересы безопасности другой стороны.
Вместе с тем мы убеждены, что взаимопонимание подобного рода должно органически сочетаться с ясно выраженным намерением сторон предпринять действия материального характера в плане ограничения и сокращения вооружений, прекращения гонки вооружений на земле и недопущения ее в космосе.
Именно такая договоренность явилась бы выражением решимости сторон действовать в направлении устранения военной угрозы. При согласии в этом главном вопросе нам, думаю, будет легче находить взаимопонимание и развязки по другим проблемам.