Жизнь, по слухам, одна!

– Да как же я вам их оставлю?! – искренне удивился Глеб. – Это же мои документы! Ваша Лена или Оля их потеряет, а нам что делать? В Белоярске зима давно, а у нас в цехах стены разобраны!

– Да при чем тут стены?!

– Да при том, что каждый станок в две тонны весом! Их краном поднимают и устанавливают! Два месяца назад как разобрали, так стены разобранные и стоят!

– Ну, это ваши проблемы, разобрали вы стены или не разобрали! Через Северо-Западное пароходство знаете какой поток грузов идет? И транзитных, и всяких, а вы хотите, чтоб я каждой задержкой отдельно занимался?! – Тут Вадим Григорьевич приободрился, словно обрел почву под ногами, и туман с лица сошел, как и не было его. – Я не могу! У нас в первую очередь обслуживаются грузы, которые по социальным программам приходят, которые в рамках…

– Считайте, что мы тоже «в рамках», – перебил его Глеб. – То есть это еще пока мы в рамках, а уж потом как пойдет, Вадим Григорьевич.

– Если все документы в норме, вы получите ваш груз в порядке общей очереди. И не нужно мне угрожать.

– В порядке общей очереди я должен был получить груз несколько недель назад. И я вам не угрожаю.

– Позвоните мне, – тут чиновник перелистнул календарь, видимо ошибочно открытый на какой-то другой неделе, – дня через три, и вы получите все разъяснения…

– Я позвоню вам вечером, Вадим Григорьевич, – с нажимом сказал Глеб. – На мобильный телефон. Последние цифры вашего номера шестьдесят восемь, шестьдесят четыре, если я правильно помню?

Такие штуки иногда помогали.

«Ты обо мне ничего не знаешь, ты видишь меня первый раз в жизни и всей душой мечтаешь, чтоб и последний, а я о тебе знаю все. Вот и номерочек мобильного знаю. А что может быть интимней личного мобильного номера, да еще для такого большого государственного человека, как этот самый Вадим Григорьевич?! Номер его небось только у любовницы имеется, да еще у супруги и у мамаши! Впрочем, для мамаши наверняка есть другой мобильный, так сказать менее интимный».

Вадим Григорьевич, заслышав заветные циферки, взглянул на Глеба испуганно.

– Откуда вам известен… – начал он и замолчал.

– Вадим Григорьевич, – Глеб аккуратно поместил в толстенную папку все вытащенные бумаги и захлопнул ее, как бы ставя финальную точку. Этому он тоже научился у Ястребова. – Я вам позвоню сегодня вечером. Вы как раз успеете выяснить все обо мне и о грузе, предназначенном для Белоярского полиграфкомбината. Если по каким-то причинам ваш телефон будет выключен – всякое бывает, может, батарейка сядет! – мне придется звонить Августу Романовичу. А мне бы этого не хотелось, – добавил он уже совершенно серьезно. – Вопрос пустяковый, а человек большой. Так что вы заранее посмотрите, может, телефон нужно на зарядку поставить!..

– Вы опять мне… угрожаете?

– Да боже избави, – сказал Глеб безмятежно. – Как я могу? Я же не Август Романович!

Он втиснул свою толстенную папку в портфель, поднялся и, глядя на чиновника сверху вниз, сообщил, что с тысяча восемьсот шестьдесят пятого года в Таможенный союз входили все германские государства, кроме Австрии, Мекленбургов и ганзейских городов, а в семьдесят первом все объединились в единый союз и в единое государство.

Вадим Григорьевич моргнул.

– Это вы к чему?

– А к тому, что раз Мекленбурги и Австрия смогли объединить усилия, то нам с вами сам бог велел! – сообщил Глеб. – Ну, не прощаемся! Вечером позвоню. Если я вам понадоблюсь раньше, можете оставить для меня сообщение. Я живу в «Англии», номер четыреста восемнадцатый.

Оставшись один, Вадим Григорьевич некоторое время бешено курил, потом выскочил в малахитовую приемную, наорал на перепуганную Зою – ох, нет, не Зою и не Лену, а, кажется, Олю – и потребовал у нее уже не кофе, а валокордину и таблетку «от головы».

Никакой таблетки у Оли, естественно, не было, и она заревела, но Вадиму неохота было с ней разбираться. Он вернулся в кабинет, попытался было разыскать в компьютере сведения о белоярских полиграфических машинах, конечно, ничего не нашел и велел себе успокоиться.

Он даже сказал это вслух.

– Успокойся, – сказал он громко, и звук гулко отдался в стенах старинного питерского особняка. – У тебя просто истерика.

Дела в последнее время шли из рук вон плохо. Вадим Григорьевич, привыкший преодолевать любые сложности, к такому положению был не готов. Ему бы вникнуть, ему бы приналечь на работу, ему бы вдумчиво и внимательно изучить правила, новые правила, по которым он нынче должен играть – вот хотя бы про Августа Романовича разузнать поподробнее! – а он все никак не мог себя заставить.

Что-то случилось в последнее время такое, чему он решительно не знал названия, и, наверное, если бы был суеверен, подумал бы, что удача отвернулась от него.

Но он был не суеверен, не верил в удачу и был истово убежден, что все, чего он достиг в жизни, – правильно и им заслужено!..