Жизнь, по слухам, одна!

Хелен сзади что-то пробурчала, он не расслышал.

Они миновали рамку и оказались на улице, где пахло сигаретным дымом, автомобильным выхлопом, сыростью и морем.

Хелен опять пробурчала нечто, а Владик решил – пес с ней! Если она хочет что-то ему сказать, пусть говорит громче. В конце концов, он не обязан, точнее, обязан, но все же не до такой степени.

– Вы что? Оглохли? Если оглохли, сходите к окулисту!

Владик распахнул перед ней дверь лимузина, уткнувшегося рылом в заплеванный тротуар. Для того чтобы загнать этот самый лимузин на крохотный пятачок перед раздвижными дверьми с надписью «Прилет», понадобились куча денег и несколько звонков «нужным людям», а до стоянки, где все садятся, дойти два шага, – как же, пойдет она!..

– Я вас спрашиваю русским языком, вы привезли ботфорты?

Владика тянуло ответить – загнал, мол, на базаре в Вышнем Волочке с целью наживы, но он преувеличенно вежливо сказал, что привез и что они лежат в номере люкс гостиницы «Англия», где имел обыкновение останавливаться Никас.

Хелен с недовольным видом погрузилась в лимузин. Делала она это очень долго, подтягивала сумку, запахивала полу белой шубки, проверяла, не свешивается ли пояс, устраивала ноги в лаковых сапогах, похожих на охотничьи. Владик терпеливо ждал.

У него было еще несколько секунд свободы, перед тем как он сядет в машину и начнется всегдашняя маета и канитель, оскорбления, неудовольствие, неприятный голос – в общем, работа. Он аккуратно поставил в багажник чемодан, вдохнул тяжелый питерский воздух и захлопнул за собой дверь мышеловки.

Велик Аллах над нами, ну, поехали!..

Ехали в молчании. Хелен считала унизительным для себя беседовать «с обслугой» и, если у нее не было вопросов «по делу», всегда молчала. Не женщина – скала, кремень, каменная глыба, вроде той, что торчала посреди енисейской протоки, куда Владик иногда ездил с ребятами на рыбалку.

– С ними все в порядке?

Щербатов, задумавшись о рыбалке и Енисее, вопросительно посмотрел на директрису в зеркало заднего вида.

Она молчала, уставившись в окно на летящие мимо просторные и хмурые питерские предместья.

Владик пожал плечами.

– Я, кажется, с вами разговариваю! Если у вас серьезные проблемы со слухом, обратитесь к окулисту!

Опять, блин, этот окулист!.. Если первого «окулиста» Владик пропустил мимо ушей, то второго уж никак невозможно.

– Елена Николавна, – сказал он очень громко, – это у вас работа тонкая, умственная, а мы все больше руками работаем, где уж нам головой-то! А что касаемо окулиста, то это, так сказать, глазник! А кто слух лечит, тот, стало быть, ушник!

Это всегда срабатывало, этот простонародный тон, странные словечки, нелепый говор, которым Владик научился изъясняться на своей чертовой службе!.. Сработало и на этот раз. Хелен слегка порозовела и с ненавистью, отразившейся в зеркале, посмотрела ему в затылок.

Ее ненависть Владика порадовала. Ему нравилось, когда удавалось позлить ведьму. В школе это называлось «доводить».

У них в классе была одна дура, которую они «доводили» всем здоровым дружным детским коллективом. Дура была выше всех, да еще отличница, да еще в очках, да еще косила на один глаз, да еще, кажется, стучала учителям. Впрочем, может быть, и не стучала, и они так придумали, чтоб было уж совсем ее не жалко. Как только они ее не «доводили» – учебники прятали, ручки крали, мазали стул мелом, чтоб на тошнотворной коричневой юбке сзади оставались неприличные белые следы, очки, когда она на физкультуре оставляла их в раздевалке, поливали клеем, чтоб уж с гарантией стекла не отмыть. И так смешно было наблюдать, как она ревела, размазывала слезы, которые почему-то на ее щеках оставляли грязные неровные дорожки!..

Взрослый Владислав Щербатов, припомнив дуру, ни с того ни с сего покраснел так, что взмокла спина и стало колко шее в вороте мягкой кашемировой водолазки.

«Я не могу. Это был не я, нет, точно не я!..»

Чего только с ним потом ни творили в армии, да и вообще в жизни, чего только он сам ни творил, все это не шло ни в какое сравнение с той школьной историей! Он редко вспоминал ее, но уж когда вспоминал, она привязывалась надолго, прилипала намертво, как будто кто-то гадкий, отвратительный из-за угла показывал разные мерзости, и стоило только повернуться, мерзость возникала снова, уже другая.

– Что это с вами? Почему вы такой красный? – насмешливо спросила Хелен. – У вас инсульт? Если инсульт, вы лучше припаркуйтесь, я дальше на такси поеду.

– Со мной все в порядке, – твердо выговорил Владик и громко откашлялся.

– А почему вы такой красный?

Молчание.

– А? Я вас спрашиваю! Почему вы такой красный?

– Жарко.

– Неправда.

Тут, по счастью, у Хелен зазвонил телефон и избавил Владика от необходимости объясняться.

Она поговорила очень коротко, пролаяла несколько ценных указаний и громко захлопнула крышечку перламутрового телефона. Из ее лая – «Вещи не перекладывать! Только в таком порядке и только на плечиках! Ни в коем случае! Я сама! Отвечаете головой!» – Владик понял, что звонила незадачливая костюмерша Наташка или ее начальница, более приближенная к звезде костюмерша Эльзочка.