Жизнь, по слухам, одна!

Эти конфетки, обсыпанные тошнотворной кокосовой стружкой, Никас очень любил вкушать во время работы. Сегодня у звезды, как на грех, работы оказалось много – следовало подписать штук сто открыточек, дабы раздавать их завтра поклонникам при входе в концертный зал. Никас будет подписывать, то есть работать, и вкушать конфеты, так сказала Хелен.

Владик к тому времени уже съездил за мелкими красными и желтыми розочками – Никас любит именно такие! Потом за минеральной водой – берите только итальянскую, французскую он не пьет! Потом за парой белых носков – это не костюмеры, это суки последние, забыли белые носки к сценическому костюму! Потом в ресторан за стейком – Никас ест только аргентинскую говядину, а в этом жутком отеле аргентинской говядины нет и в помине! Потом Владика послали на кухню разогревать аргентинскую говядину, ибо она по дороге остыла. Потом его послали в концертный зал за открытками – их же нужно подписывать, а эти идиоты пиарщики отвезли открытки почему-то сразу туда. Потом понадобился ящик советского шампанского – для обслуги. Затем бутылочка-другая настоящего французского – непосредственно для звезды.

– А сразу нельзя было сказать? – осведомился Владик, когда выяснилось, что французское он не купил и нужно ехать обратно в винный магазин.

К тому времени он уже пребывал в состоянии, предшествующем бешенству. Он знал это за собой – голова становилась необыкновенно ясной, и любые слова выговаривались на редкость легко, даже самые страшные.

Хелен, дернув плечом, заявила, что он должен ехать куда его пошлют и не выпендриваться, а если он не желает, так она живо найдет ему замену, а костюмерша Наташка, случившаяся поблизости, дернула его за рукав. Если бы Никас оказался рядом и подлил масла в огонь, Владик, ей-богу, спустил бы его с лестницы. Он даже с опасным наслаждением представил себе, как за шиворот выволакивает тщедушную звезду из его номера люкс на шестом этаже, тащит мимо лифта к широкой, устланной ковром мраморной лестнице и дает пинка прямо в задницу!..

Но Никаса поблизости не оказалось.

В довершение всего Владика услали встречать молодую певицу по имени Семен, ибо с ее водителем и лимузином случалась какая-то коллизия и певица Семен застряла в аэропорту и – ясное дело! – немедленно забилась там в истерике. Молодая певица должна была выступать «на разогреве» у Никаса, и везти ее следовало не в «Англию», а в какую-то гостиницу поплоше.

По дороге в Пулково – в который раз он уже сегодня едет в это самое Пулково?! – Владик позвонил матери и наспех с ней помирился, а потом, боясь передумать, решительно набрал номер человека, на которого он работал.

Долго не отвечали, и Владик был этому даже рад.

Бешенство – плохой советчик и помощник в переговорах. Видимо, нужно оставить все как есть до возвращения в Москву и уже там быстро и аккуратно решить все вопросы. В том, что вопросы удастся решить, Владик нисколько не сомневался. В самом деле, не на каторгу же он сослан по приговору суда!

Он больше не может и не хочет работать – сколько там полагается по закону на то, чтобы ему подыскали замену? Две недели? Вот и отлично! Две недели он как-нибудь протянет, зато уйдет по-человечески, ни с кем не поссорившись.

Может, и хорошо, что трубку не берут, может, так оно и нужно.

Он уже почти оторвал ее от уха, чтобы нажать на «отбой», когда в телефоне сказали:

– Да.

Владик быстро вернул трубку к уху.

– Вадим Григорьевич?

– Да.

– Это Владислав Щербатов.

Там помолчали, будто не узнавая, и Владик вдруг заволновался. Они созванивались регулярно, хоть и не слишком часто, и этот человек просто не мог не узнать его голос. Что такое могло случиться?..

– Вадим Григорьевич, это Щербатов, я работаю с Никасом!.. Вы меня узнаете?

– Узнаю. Что вам нужно?

«Елкин корень, – подумал Владик. – Что за день такой поганый?!»

– Вадим Григорьевич, я хотел бы уволиться. Эта работа не по мне, я вам сразу говорил, что она не по мне, и… я больше не могу, в общем!.. Вы просили предупредить заранее, если я захочу уйти, вот я и предупреждаю. – Его собеседник молчал, и с каждым своим словом Владик чувствовал себя все глупее и глупее. – Я, конечно, отработаю, что там положено, вы не думайте! Чтоб вы могли спокойно найти замену, но я просто хочу сказать, что я работать точно больше не буду… – Он сбился, помолчал, а потом спросил осторожно: – Вадим Григорьевич?

– Я вас слушаю.

– Наверное, мне лучше перезвонить, – даже не столько собеседнику, сколько самому себе сказал Владик Щербатов. – Я, должно быть, не вовремя. До свидания, Вадим Григорьевич.

– До свидания, – попрощались в трубке.

Вот те раз!.. Вот это называется – поговорили! И дальше что?!

Владик даже был не до конца уверен, что Вадим Григорьевич осознал хорошенько, кто именно ему звонил! Может, он с бодуна или неприятности какие случились непоправимые!