Жизнь, похожая на сказку

Вероятно, я ему кажусь невменяемой, ему хочется избавиться от меня, и он толкает меня жестко, как надоевшую собаку, к Лагранжу.

Я рассказываю всю правду этому летописцу театра, которого выразительно играет Андрей Барило (а во втором составе – Евгений Хазов), и, уходя со сцены спиной к двери, которая откроется и обнажит черную глубину (символ небытия), я тихо, точно удивляясь тому, что жизнь-то, оказывается, прошла, говорю: «Лагранж, сегодня я покинула сцену». Последний взгляд в зал, и я исчезаю в темноте, точно сливаясь с ней.

Не сразу Юрий Еремин нашел этот уход. Спасибо ему за это. Вообще, я поражалась тому, как Юрий Иванович каждый день привносил нам в решение сцен что-то новое, никогда ничего не разъяснял, а просто предлагал сделать иначе, и мы доверчиво пробовали, и если чувствовали, что пока еще не найден единственно верный ход, ждали и всегда дожидались желанного результата. Наш режиссер удивительно немногословен, но когда на секунду я слышала его короткую фразу: «Моя дорогая», сказанную с такой сдержанной нежностью, а порой неожиданно ощущала его легкое прикосновение к плечу или к руке, я в этом находила поддержку и даже благодарность за малейшее приближение к желанному образу. Как же дороги для актрисы подобные слова и жесты режиссера, когда еще лишь нащупываешь верное самочувствие, когда еще не уверена, что нашла правду своей роли. Я ощущала себя очень счастливой – такова профессия артиста! И всего-то два слова: «Моя дорогая!» – но как произнесены! И благодарность, и поддержка, и душевное сближение – ведь в жизни мы почти не знаем друг друга, а в репетициях – все ближе, все дороже, все понятнее друг в друге…

Это робкие минуты счастья!.. А через час может возникнуть холод от того, что где-то пережала, что-то соврала в своих чувствах или захотела показаться талантливее, чем есть на самом деле… Мы оба ищем истину…

Но продолжу рассказ о спектакле. Итак, я исчезаю в темноте, раздается звук трубы, трагический, долгий, он приходит как рок, как судьба и ставит точку, преграду между жизнью и смертью.

Кто-то, кого я пока не узнаю и не знаю, в темноте подает мне руку, тихо указывает путь к свету. Я ухожу, а перед зрителями разыгрывается маленькая сцена с Муарроном, а затем следует роскошный театральный выход короля Людовика. С этой ролью произошла неожиданность: вначале на нее был назначен любимец публики и постоянный партнер Александра Ширвиндта в концертах – Михаил Державин. Мы все были спокойны – эта пара артистов всегда желанна, они великолепно чувствуют друг друга на сцене, чудесно импровизируют, подхватывая юмор и иронию друг друга. Но в самом начале работы Михаил Михайлович по состоянию здоровья отказывается от работы.

Все растеряны, начинают гадать – кого же назначат на эту предельно важную роль? И вдруг узнаем: короля будет играть молодой актер Станислав Николаев. Сначала удивление. Да, он интересно сыграл в «Талантах и поклонниках» Островского. Его Бакин безмерно нахален, проповедует какую-то наглую философию, но внутри него живет огромное желание женщины – Сашеньки Негиной. Еще на репетициях пьесы я подумала, что он по своей силе внутренних страстей мог бы сыграть, даже страшно подумать, Митю Карамазова, и сказала ему об этом. Думаю, он уже не помнит тот наш разговор, но это не имеет значения. Важно, что, едва придя в театр, он для меня стал заметен. Вспоминается и его мастер в «Левше» Лескова в постановке талантливого, юного Андрея Денникова…

Начались репетиции, и мы все поражены – Станислав так спокоен, так умен, так убедителен в роли властелина. А уж когда надел костюм, сидящий на нем идеально, роскошный, расшитый золотом и драгоценными каменьями, с огромной мантией, которую, священнодействуя, несут его слуги, сомнения исчезли. Да, это король, владыка, прекрасно воспитанный, собранный, властный, но внутри – точно натянутая струна.

Очень интересны все сцены короля и Мольера. Ведь они оба – заложники своего предназначения на земле. Мольер одержим творчеством, театром. Король – величием своей страны, своей державы, ему важно, чтобы во времена его правления все было первоклассно, чтобы служили ему великие умы, великие таланты.

Невольно вспоминается «царствование» Иосифа Сталина, ведь он поддерживал МХАТ – с его замечательными спектаклями. «Дни Турбиных», кажется, посещал не один раз, но всегда считал необходимым контролировать, что ставят и как ставят. Это испытал на себе и Булгаков.

Глядя на сцену завтрака у короля, невольно узнаешь черты зажатости, неловкости за свою несвободу, которая очень часто возникала у больших артистов, обласканных, порой временно, нашими правителями. Как любезен, как воспитан и доброжелателен Людовик в исполнении Стаса Николаева, ни к чему не придерешься. Но как хочется вырваться Мольеру на свободу от этой монаршей любезности. Внешняя глянцевая красивость – и полная настороженность внутри друг против друга.