Жизнь, похожая на сказку

Я спросила, как он ощущает в данный момент себя, и он ответил: «Сейчас у меня жизнь еще не успокоенная, есть силы бороться. В “Современнике” работаю неплохо, есть любимые спектакли… Очень люблю Фирса. В последнем акте – на секунду трагическое прозрение – те люди, которым был так предан, именно они оставили. (Я смотрела на его лицо и представляла, как он это играет.) А затем, как преданная собака, Фирс говорит: “Ничего, я посижу, я подожду”. (И тут он, видимо, снова вспомнил ощущение, которое потрясло его. На глазах почти закипали слезы, но это слезы возмущения, гнева, неприятия.) Я видел однажды собаку, которую оставили, когда снесли дом. Я не мог смотреть, как она ходила кругами по тому месту, где стоял дом (снова на глазах – почти слезы)». И тут же, снова став ироничным, спокойным, добавил: «Когда ничего не делаю, пишу этюды, стихи, – потом это помогает играть. Эпиграммы придумывал для капустников. Они пишутся на людей талантливых, которые не должны обижаться, ведь они сильны. Но сейчас не пишу. Слишком много мне приписывают чужого».

На мой вопрос: «Что же мне делать? Играть не дают» – решительно ответил: «Надо искать пьесу, доказать, чтобы поставили в театре. Руки не должны опускаться».

Это сказал мне мой товарищ, мой собрат по искусству, он протянул мне руку, поддержал меня. И каким бы ершистым, одетым в броню он ни казался, я поняла: у него большое, ранимое сердце, и ран на нем больше, чем брони.

Вот еще одно из его стихотворений:

  Я строю мысленно мосты, Их измерения просты. Я строю их из пустоты, Чтобы туда идти, где ты. Мостами землю перекрыв, Я так тебя и не нашел. Открыл глаза, а там обрыв, Мой путь закончен, я пришел.  

А перед самым отъездом Валя подошел ко мне и дал такое вот стихотворение:

  Граф так в графиню был влюблен, Что как-то, лежа на перине, Скучая, вспомнил про Сюзонн И изменить решил графине! Сюзонн – невеста Фигаро! Тем интереснее интрига! — Подумал граф, представив мигом Сей вариант со всех сторон. И в тот же миг, ля фам шерше, Перо взял в руки Бомарше!  

За время отдыха мы общались со всеми понемногу, но пара Борис Рацер и Татьяна Катковская мне была дорога по воспоминаниям о кинокартине «Звезда экрана», поставленной режиссером Владимиром Горрикером, музыку к которой написал Андрей Эшпай. Сценарий подготовили Борис Рацер и Владимир Константинов.

Фильм получился, по-моему, симпатичный, а моя роль директора гостиницы, в прошлом партизанки Тани, явилась для меня приятным сюрпризом в кино, так как долгие годы я не снималась. Моим партнером был Михаил Пуговкин – артист с яркой внешностью на комедийные роли, сыгравший в кино уже более пятидесяти ролей.

При близком знакомстве с ним меня очаровали его скромность, интеллигентность, доброта. У нас с ним получился славный дуэт, а в жизни мы стали относиться с большой и прочной симпатией друг к другу.

Однажды мимо меня прошествовали две удивительные женщины, талантливые, чудесные, очень разные, но связанные крепкой дружбой. Они спускались по аллее вниз к морю в роскошных халатах – одна в белом, а другая в голубом – и в легких соломенных шляпах. И никто бы не поверил, что у них за плечами солидный груз лет.

Татьяна Ивановна Пельтцер, худенькая, невесомая, с прекрасными, уложенными в парикмахерской седыми волосами, с легкой, точно летящей походкой, с веселыми искорками в смешливых глазах, с сетью веселых добрых морщинок на лице. Рядом с ней – Валентина Георгиевна Токарская, героиня знаменитого когда-то фильма «Марионетки», бывшая примадонна мюзик-холла, красавица, пленявшая своей фигурой, хрипловатым голосом и, как теперь говорят, сексапильностью. Мы в театре частенько звали ее «графиня», «Валик», «Токарик», потому что, несмотря на возраст, она всегда была женщиной, и женщиной с капризами.

И в то же время эта самая «графиня» была удивительно скромна, тактична, умна, мужественна и правдива.

Обе они шли играть в свой любимый преферанс у моря.

Затем взгляд мой скользнул вверх по нашему корпусу, и на самом последнем этаже я увидела Андрея Миронова. Он был один на балконе, ходил, жестикулировал, неожиданно останавливался и снова ходил.

Я знала, что он учит роль Клаверова в спектакле «Тени» Салтыкова-Щедрина. Эту пьесу он ставил как режиссер в нашем театре, а я у него репетировала роль матери героини Сонечки Мелипольской – Ольги Дмитриевны.

Я знала немногих людей, которые были бы так влюблены в театр, как Андрей. В жизни очень разный, но всегда очаровательный, и всегда в него все влюблялись. Я вспоминаю, как однажды мы поехали в Ригу на гастроли. Андрей на своей машине, а мы с мужем – на своей. И с нами еще молодая актриса Таня Егорова, которая в те времена очень нравилась Андрею (он не был тогда женат).

Пожалуй, в моей жизни не было более веселой, более озорной и счастливой поездки!