В Трансвааль, центром которого стал Йоханнесбург, устремились вновь приезжие, стремившиеся купить концессии у бурского правительства. Среди них были мошенники и авантюристы. Но даже сомневающийся наблюдатель вынужден признать, что большинство людей были честными: эти золотые рудники не привлекали одиночек-любителей приключений. Речь тогда шла скорее не о золотодобыче, а о разработке карьеров. Нужны были сложная техника и капитал. Капитал, в свою очередь, привел туда инженеров, техников, рудокопов, торговцев, которые не хотели жить на Парк-Лейн и только в приличных домах. Огромное число этих уитлендеров (как их называли буры) составляли британцы.
Двадцать пять бюргеров в фольксрааде в Претории разом проснулись. Доходы их республики, которые в 1886 году едва превышали сто пятьдесят тысяч фунтов в год, в 1889 году подскочили до четырех миллионов. Правительство было богато. И они были богаты. Если разумно делать кое-какие хватательные движения, можно разбогатеть еще больше. Но уже в 1892-м и 1893 годах уитлендеры стали добиваться своих прав.
Их принял президент Пауль Крюгер, который тогда был уже стар, но, как всегда, коренаст и немногословен. Его широкое, кирпично-красного цвета лицо с небольшой белой бородкой выглядело неумолимым. Вот он стоит в запыленных сапогах на ступенях Раад-Хаус, а над его головой развевается четырехцветный флаг Трансвааля. Он был абсолютно искренен, разорить египтян доставляло ему божественное удовольствие. Если все жалобы уитлендеров можно уложить в одну беседу с ним, то так тому и быть.
«Мы хотим иметь право голоса. Но вы приняли закон, согласно которому ни один уитлендер голосовать не может до тех пор, пока не проживет здесь четырнадцать лет!»
«Да». — Беспощадный старик-президент всегда испытывал удовлетворение по этому поводу.
«Ваша честь, — у буров такое обращение соответствовало вашему величеству, — давайте прежде всего поговорим вот о чем. Вы облагаете уитлендеров такими тяжелыми налогами, что мы вносим в бюджет целой страны почти девять десятых поступлений. И что же мы получаем взамен?»
«Золото».
«Владельцы рудников — да. Но большинство из нас не является владельцами рудников. Мы хотим здесь жить. А как насчет жилищных условий?»
«Вам они не нравятся?»
«При всем к вам уважении, ваша честь, большинство членов вашего фольксраада коррумпировано. Они используют к своей выгоде любое официальное лицо. Ваша полиция над нами смеется. Нам надо дать образование детям. Нам не позволяют улучшить санитарные условия в домах, в которых мы живем, даже провести водопровод. По условиям концессионных договоров ваши монополии устанавливают любые цены, какие только хотят, даже на домашнюю утварь, которую нам приходится покупать. Мы не можем участвовать в жюри или проводить митинги. Неужели мы хуже кафиров?»
Президент оставил этот вопрос без ответа. «Никто, — сказал он, — не звал вас сюда. Вы всегда можете уехать».
«Но может быть, вы пойдете хоть на какие-то уступки? Предоставить право на голосование?»
«Видите этот флаг? — спросил президент Крюгер, показывая наверх. — Я могу его спустить, если предоставлю вам право на участие в голосовании».
В этом он был, несомненно, прав, потому что неограниченное право голоса дало бы уитлендерам избирательное большинство. Старые проницательные глаза Крюгера смотрели не только на этих пришельцев; они смотрели на юг, в Капскую колонию. Там, при премьере колонии Сесиле Родсе, империалистическая политика Родса опутывала своими нитями сам Трансвааль. Конечно, Крюгер мог бы облегчить бремя уитлендеров, как к этому призывала группа его людей. Но большинство из двадцати пяти стариков, изолированных и далеких от Бога, было непримиримо.
«Иди и борись! Давай же!» — бросил ему вызов один из них. Крюгер пробормотал нечто еще более непримиримое, когда говорил с У.И. Кэмпбеллом.
«Оружие, — сказал он, — не у вас, оно у меня».
Это было правление оружия. В конце 1895 года уитлендеры приняли решение организовать вооруженное восстание в Йоханнесбурге и захватить форт в Претории. Их ошибкой было обращение к Сесилу Родсу за помощью оружием со стороны Британской южноафриканской компании и друга Родса доктора Джеймсона. Таким образом фактически, если не ’технически, все это дело ставилось под британский флаг. И Родс, и уитлендеры заколебались. Вопреки приказам, доктор Джеймсон «вторгся» в Трансвааль с пятью сотнями человек, которых было явно недостаточно.
Крюгер, бывший в курсе событий, фыркал от удовольствия. На второй день 1896 года доктор Джим, этот легендарный чудотворец в том, что касалось чернокожих Мэшоналэнда, очутился в районе Дорнкопа в окружении втрое превосходящих его сил бурских снайперов, которые находились в неуязвимой позиции. Он капитулировал; так же поступили и уитлендеры. Пронеслись слухи о том, что эта опасная затея была организована или, по крайней мере, подсказана Джозефом Чемберленом и макиавеллиански настроенным британским правительством.