Жизнь вопреки

Кудрин предупредил заранее, что его команде предстоит показать президенту и разъяснить стране «карту рисков», без понимания которой ни написание стратегии, ни, тем более, её реализация невозможны. А если учесть, что уже не один и не два года Кудрин настаивает на повышении пенсионного возраста, то можно понять, что лишь эта частность предполагает жестокую схватку за отстаивание этой кудринской «карты рисков», которую ждёт наша власть и наше общество. Как и понять степень ответственности президента, который заявит уже программу не как обсуждаемую, а как обязательную к исполнению.

Ну, что ж, нас ждут нелёгкие времена. Лето 2017. Ни о каких результатах к этому времени речь не идёт. На столе президента должна была появиться уже не подлежащая обсуждению программа развития страны. Вся процедура обсуждения должна стать обязательной составляющей выработки программы не после, а до того.

Казалось бы, твоя задача – не отклоняться от пути, который обозначает твоя память, продвигая тебя через джунгли воспоминаний, однако, вопреки этому закону, ты постоянно отклоняешься, окунаясь в сегодняшнюю жизнь. Нет-нет, всё справедливо. У каждого человека, как и всего сообщества, присутствует прошлое, настоящее и будущее. И ты уже ничего не можешь с собой поделать: настоящее – действующая реальность, и, пребывая в ней, ты от её имени воссоздаёшь прошлое. В этом смысле настоящее с его проблемами, которые присутствуют здесь и сейчас, диктует образ воспоминаний и их политические ориентиры. Это просто твоя жизнь в разных временных измерениях. Когда-то ты был в центре событий, был их участником и даже влиял на суть происходящего. А сейчас, спустя достаточное время, ты перемещаешься в другой мир. Тебе не хочется называть себя пенсионером, но ты им являешься, и поэтому ты аттестуешь себя зрителем, прохожим, человеком толпы, той самой, которая имеет право на возмущения и протест.

Поэтому я полагаю, что читатель поймёт меня и простит, когда я вмешиваюсь в сегодняшнюю жизнь и даю оценки происходящим событиям. Мне не хотелось бы сравнивать временные параметры моей жизни, когда я возглавил ВГТРК и, по сути, со своей командой создал Российское телевидение и радио в буквальном смысле этого слова на пустом месте, с нуля. Со временем моего появления во главе ТВЦ их разделяют четыре года. Эпоха ВГТРК – с 1990 по 96 год, эпоха ТВЦ – с 2000 по 2006 год. Да, именно так – почти четырнадцать лет своей жизни в целом отданы телевидению и радио. Вряд ли кто-то позволит себе сказать, что одна телевизионная компания была похожа на другую. Во-первых, начальным этапом создания ВГТРК было создание Российского радио, а появление телевидения можно считать вторым этапом. На ТВЦ всё было иначе, там уже была команда.

И ещё одна крайне важная деталь. На государственных СМИ ты в любом случае в постоянном контакте с государством – естественно, в разных измерениях. В пору моего создания Российского радио и телевидения, по первому логотипу – РТР, а уже затем – ВГТРК, государственное влияние измерялось президентом страны и его окружением. Это было непросто, но это было, потому как считалось: ты существуешь во имя России и говоришь от её имени. Естественно, существование твоих постоянных контактов с Борисом Николаевичем Ельциным делало тебя более независимым в среде власти, но более зависимым от настроения и капризов президента. А как первое, так и второе в ельцинской повседневности присутствовало. ТВЦ было телевидением Центра, иначе говоря – Москвы. Естественно, ореол государственности воплощал мэр Москвы Юрий Лужков, и возглавить ТВЦ мне предложил лично он.

Пауза между ВГТРК и ТВЦ была достаточной: четыре года. Но и разница между компаниями была значительной. Если ВГТРК к 2000 году уже в достаточной степени главенствовала, то ТВЦ, как компания Москвы, стремилось прорваться в высший эшелон, а не остаться только московской компанией.

Особенностью ТВЦ было присутствие в эфире каждую неделю программного участия мэра города. Это, конечно же, повышало зависимость ТВЦ от власти, но в то же время постоянный контакт Попцова с мэром Москвы напрягал рядом и ниже стоящую московскую власть, потому как эти отношения предполагали достаточную независимость руководителя Московского телевидения в общении с окружением Лужкова. Немалое количество проблем создавал Цой – помощник мэра по СМИ.

Открытых конфликтов он старался избегать, но трения чувствовались. У нас были нормальные отношения, я старался не обострять их. Как-то в беседе я ему сказал однажды, сопровождая реплику улыбкой: «Настучать можешь, а убедить – с этим сложнее».

Общаясь со многими газетами, Цой проникался ощущением своей значимости, конечно же, завышенным. По сути, он так и не понял, что знать мало, надо уметь влиять. Влияние значимо, если оно востребовано, и употребить своё влияние на собеседника – а если сказать жёстче, возможность давления на него – было неким самоопьянением для Цоя. Он жил с ощущением этого превосходства, и оно было крайне завышенным.