Лысенко скорее всего не ожидал подобного решения Полторанина. Его замысел или надежда имели иной фундамент. Он полагал, что позиция Попцова с этой минуты будет истолкована как ненадёжная и опорой президента в компании должен стать некто другой, подтвердивший незамедлительно свою верность президенту. Этим человеком, разумеется, был Лысенко. Его вообще раздражала моя политическая активность. Мое депутатство вынуждало меня повседневно погружаться в политику. В этом смысле я был приговорённым человеком. Толя как неглупый и не чуждый интриге человек посчитал возможным извлечь из сложившейся ситуации свою бесспорную выгоду и наработать для себя общественный капитал, всячески инициируя слухи о Попцове, занимающемся политикой, в то время как истерзанный чёрным, неблагодарным трудом генеральный директор один тянет неподъёмный воз управления компанией.
Лукавый слух, как правило, даёт лукавый результат. В тот момент подобное поведение моего коллеги явилось для меня досадным откровением. Непредсказуемое решение Полторанина побудило Толю сделать следующие шаги по насыщению атмосферы слухами.
«Нашей компании выражено недоверие, – скажет Лысенко. – Я всегда старался держаться в стороне от политики. Политикой занимался Попцов, и вот результат. Нас считают прохасбулатовской командой».
Именно в этом момент в компании работала комиссия Верховного совета, нацеленная на поиски компромата на председателя компании Олега Попцова. Создание комиссии инициировал Хасбулатов. Ни для кого не было секретом, что Верховный совет готовит расправу над Российском радио и телевидением. В моих воспоминаниях бесспорно существует определённая авторская приблизительность, но рисунок атак, предпринятых на меня в моё отсутствие в компании и за её пределами, передан достаточно точно.
Дурные предчувствия и как итог нелепые слухи не давали покоя не только нам, но и стране. Уже 21 сентября Лысенко предложил сделать заявление, в котором от имени административного совета компания свидетельствовала безоговорочную верность президенту и его курсу. Меня в этот момент в компании не было. Я срочно возвращался из Вены в Москву. В 15 часов по московскому времени совершил посадку.
Заявление срочно переправили в Кремль. Последовал ответный звонок пресс-секретаря президента Вячеслава Костикова. Он похвалил за оперативность и добавил: «Теперь у вас все о’кей».
Не скрою, что подобные шаги не в моём стиле. Компания, которая столько сделала для защиты демократии и самого президента, должна сохранять самоуважение и профессиональное достоинство. Я отсутствовал всего один день, но по телефонному разговору с вице-премьером Шумейко понял, как далеко продвинулись мои оппоненты как за пределами, так и внутри компании. Непонятно точно, по какому поводу я выразил сомнения, и тогда Шумейко с вызовом ответил мне: «В отличии от вас Лысенко не сомневается».
Потом было моё возвращение в Москву, и 22 сентября я уже утром присутствовал в компании, а в 17 часов собрал руководство для предваряющего, а может быть, итогового разговора. Он получился жёстким, а иначе и быть не могло. Я зачитал текст заявления, принятого на заседании административного совета, в котором «компания свидетельствовала о своей безоговорочной верности президентскому курсу». Идею заявления я одобрил.
Отношения между президентом и парламентом достигли точки высшего напряжения. Президент нуждался в поддержке.
Но текст, слова должны были быть другими – не заискивающими, а волевыми, всё дело в словах. Не что сказано, а как сказано. Запомнился ответный монолог Лысенко, точнее, его первая фраза: «Я не берусь учить президента, как это делают некоторые, но как человек законопослушный, я принял указ президента и поддержал его полностью».
Странное заявление, когда по поводу указа не высказывался никто из присутствующих. Это был камень в мой огород. Тогда я даже подумал, что демонстрация верно-подданничества вряд ли нужна присутствующим. Тогда зачем? Предчувствие не обмануло меня. Наш разговор записывался, его содержание в негативной форме было передано в ведомство Коржакова. Сообщение так и начиналось – «в настоящий момент в кабинете Попцова собрались руководители компании».
Мои собственные высказывания характеризовались как антипрезидентские, что позволяло сделать вывод. Информация составлялась как заведомый подлог, в том виде, в котором было выгодно ведомству Коржакова. Обо всём этом я узнал уже утром следующего дня. Ну что ж, ничего не поделаешь. Демократия может быть разной, а подлость неизменна. Именно осенние события 93 года стали прозрением: что строим и как строим! И для кого!
Тогда легко предавали. Ушли в никуда идеологические принципы существования страны, иначе говоря, состоялось разрушение страны. И началось буйство стихии, именуемой демократией и свободой. Именно это время осело в памяти. Так как пришло понимание: здесь решается вопрос «Быть или не быть». Для всех вместе и каждого в отдельности.