Жизнь за корону

– Говорят, что она вместе с Безбородко часами редактирует текст этого проклятого манифеста о престолонаследии, и он вот-вот будет публично оглашен! Говорят…

– Бог милосерд, Паульхен, – неожиданно твердо ответила Мария Федоровна. – Уповайте на него, и я уверена, вы вскоре станете императором. С вашего позволения, я пойду к себе помолюсь.

Павел выразил свое согласие резким кивков головы и снова забегал по кабинету. А Мария Федоровна отправилась к себе в часовню, но… Но задержалась там лишь на несколько минут, а затем проскользнула в потайную боковую дверь, о которой знал только ее священник.

В нелегкой жизни супруги «вечного наследника» вообще было немало загадочного. Ее считали недалекой простушкой, ханжой и модницей, а она много читала, прекрасно разбиралась в искусстве, недурно рисовала и даже занималась резьбой по камню. Увлекалась она и химией, что было вообще не свойственно дамам из высшего света, тем более – особе такого ранга.

На следующий день она попросила аудиенции у императрицы. К великому изумлению Екатерины, невестка на сей раз выразила полную готовность подчиниться воле августейшей свекрови и обещала уговорить своего супруга добровольно отречься от трона и уехать куда-нибудь в Германию. Его нервы расстроены, здоровье слабеет…

– Вы доставили мне большую радость, мадам, – скрывая удивление сказала Екатерина. – И проявили себя истинно любящей матерью и заботливой супругой. Надеюсь, вы выпьете со мной чаю, сейчас как раз время.

– Сочту за честь, ваше величество, – склонилась в низком реверансе ее невестка.

– Но прежде я должна принять свои капли. Вас не затруднит подать мне их с того столика?

Через мгновение Мария Федоровна протянула императрице небольшой пузырек темного стекла и даже помогла накапать лекарство в стакан с водой. Императрица, всегда обладавшая железным здоровьем, ненавидела лечиться, но годы брали свое. Она осушила стакан двумя глотками и протянула его невестке.

– Вы очень любезны, милая.

– Ах! – воскликнула Мария Федоровна. – Какая я неуклюжая!

Тонкий стакан выскользнул у нее из рук и разбился на мельчайшие осколки…

Два дня спустя курьер из Санкт-Петербурга привез в Гатчину срочное послание великому князю Павлу Петровичу. Вскрыв пакет, Павел быстро пробежал глазами письмо и застыл, словно разом утратил способность говорить и двигаться. Потом, очнувшись, схватил с письменного стола бронзовый колокольчик и яростно затряс им.

– Великую княгиню ко мне. Быстро! – сипло заорал он вбежавшей перепуганной прислуге. – Лошадей закладывать! Быстро! Поворачивайтесь, черт вас дери!

Мария Федоровна прибежала сама, услышав крик мужа.

– Что, Паульхен, что?! Манифест?

– Императрица при смерти, – уже тише ответил Павел, и в глазах его вспыхнули какие-то дьявольские огоньки. – Мы едем в Зимний. Немедленно!

– Что с ее величеством? – затаив дыхание спросила Мария Федоровна.

– Откуда я знаю?! Она без памяти. Пишут, похоже на удар.

Мария Федоровна истово перекрестилась.

– Молиться будете потом, мадам, – снова заорал Павел. – Дорога каждая минута, пока кто-нибудь не добрался до ее бумаг. Да собирайтесь же!

– А дети?

– Вы спятили, сударыня? Великим княжнам пока ни слова. А Александр и Константин уже в Зимнем…

Екатерина скончалась к вечеру того же дня, так и не придя в сознание. «Апоплексический удар», – объявили врачи без особой уверенности в голосе. Они применяли все известные им средства, чтобы хоть как-то облегчить положение умирающей, но все было бесполезно.

Императрица еще дышала, когда облагодетельствованный ею князь и канцлер Безбородко собственноручно, коленопреклоненно поднес Павлу те документы, которые могли лишить его престола. Тело Екатерины еще не успело остыть, когда от ее последней воли остался лишь пепел.

Все присутствовавшие склонили головы перед новым императором. Новая императрица истово молилась у изголовья свекрови, лицо которой и в смерти было искажено гримасой страданий. Мария Федоровна изредка бросала взгляд на эту жуткую маску и молилась еще горячее, но, вопреки своему обыкновению, не плакала, хотя обычно проливала обильные слезы по куда менее значительному поводу.

– Когда ваше императорское величество изволит назначить день погребения? – осведомился князь Безбородко. – И каковы должны быть приготовления?

Внезапно лицо Павла исказила жуткая гримаса, отдаленно напоминавшая злую усмешку:

– Не торопитесь, князь. Тело должно быть набальзамировано. Потом я отдам дальнейшие распоряжения, но не раньше, чем приму присягу своих верноподданных.

Безбородко низко поклонился и, пятясь, отошел от своего нового повелителя. Канцлер надеялся, что Мария Федоровна задаст супругу тот же вопрос, и наступит некоторая ясность, но новоиспеченная императрица даже головы не повернула в сторону своего супруга, а, в последний раз перекрестившись, величаво выплыла из покоев Екатерины.