Жизнь за жильё. Книга вторая

— Ваня, твой отец и дед, оба не дожили до тридцати лет из-за водки. Ты хотя бы раз задумался, почему я не пью даже шампанское в Новый Год? — Мама присела к столу, продолжая смотреть прямо перед собой. — Когда я ещё была студенткой, я поняла, что алкоголь мне противопоказан в любом виде. После вина я ничего не помнила. Однажды меня чуть не отчислили из института, после того как я на праздничном новогоднем вечере бросала ёлочные игрушки на голову декана. Мне только утром всё рассказали, а у меня провал в памяти.

Ещё молодая и красивая женщина тяжело вздохнула и задумалась. Сын молчал и с болью в сердце разглядывал маму.

Екатерина Васильевна посмотрела на сына, присела на стул и продолжила:

— С Рудольфом, твоим отцом, я познакомилась на вечеринке в общежитии института. Мы любили друг друга. Очень. Было весело. Когда я забеременела тобой, я остановилась и с тех пор не пью. Вообще. Ни капли…

Женщина замолчала, её руки лежали на столе. Иван начал понимать, к чему весь этот разговор, подошёл и сел напротив, протянув свои ладони на руки матери.

Екатерина Васильевна говорила ровно и спокойно:

— Твой отец, Ваня, остановиться не смог и постоянно уходил в запой. Чего мы только не делали… И я пыталась спасти твоего папу. Однажды я узнала такую «панацею»: берешь чайную ложку нашатырного спирта, растворяешь в стакане воды, даешь выпить залпом — и всё, как рукой снимет. Никогда больше не будет пить. Я пришла домой, рассказала всё мужу честно: «Ты же хочешь бросить пить? Но, не можешь? А вот есть суперсредство. Выпьешь нашатырь и больше — ни капли!»

Мы были юные и глупые. Он послушно взял у меня стакан и сделал пару глотков. Вытаращил глаза, страшно закашлялся и рухнул, как подкошенный. Пока я дрожащими руками набирала номер скорой, твой папа очнулся и сказал: «Если захочешь меня убить, найди способ попроще». И пить, конечно, не бросил…

Мама усмехнулась своим воспоминаниям и продолжила:

— Где-то после третьего или четвертого запоя я стала настаивать, чтобы мы обратились к наркологу. Я слышала, что существует кодирование и зашивание, но не знала толком, что это такое. Но я точно знала, что алкоголизм — это болезнь, а значит, её можно вылечить. Я стала расспрашивать у знакомых о выходе из этой пропасти, мне рассказывали всякие ужасы про жуткие побочные эффекты зашивания и кодирования, как люди сходили с ума, становились инвалидами или вовсе умирали. Но я была настойчивой. Я считала, что раз алкоголизм болезнь, то нужен врач. Наконец по рекомендации нашла нарколога. Вначале поехала к нему одна. Мы говорили где-то час. Нарколог сказал то, что я и так знала: для того, чтобы был результат, нужно желание пациента, нужна его твёрдая воля, а если он не хочет, ничего не получится, хоть костьми ложись. И ещё доктор сказал, что нельзя «зашивать» человека, в крови которого остался алкоголь. Надо, чтоб хотя бы три дня не пил. Первой «подшивки» хватило на два месяца, вторую попытку твой отец выдержал три недели и снова ушёл в запой…

Вдова алкоголика вытащила из сумочки пачку сигарет, щёлкнула зажигалкой, встала и подошла к окну. Сын остался за столом, молчал и ждал продолжения…

Екатерина Васильевна выкурила сигарету наполовину, затушила и продолжила свою исповедь:

— Я любила его, любила тебя, и сама мысль о разводе казалась мне кощунственной. Любимый человек болен, говорила я себе, он несчастен, кто ж я буду, если брошу его в такой ситуации? Я должна его спасти. Сыну нужен отец. Рудольф не был буйным и агрессивным, он ни разу не пытался меня ударить. Он оказался тихим алкоголиком, просто лежал и страдал. В пьяном виде начинал говорить всякое. То говорил, что я и ты — это мечта всей его жизни, то, наоборот, как он меня ненавидит. То говорил, что скоро умрет, то называл себя мучеником. И меня тоже мученицей. Его швыряло из крайности в крайность. А вместе с ним швыряло и меня. Через три года такой жизни твой отец умер в наркологической больнице…

Женщина тяжело вздохнула и перевела взгляд на сына:

— Ваня, а теперь скажи мне честно — ты помнишь, что произошло, после того как ты выпил водку.

Парень задумался. В памяти возникла чёткая картина выпивки на троих с приятелями: совместная покупка бутылки водки на большой перемене, импровизированный праздничный стол на старом токарном станке и поднесённый ко рту стакан. Дальше — всё! Пустота…

Иван медленно ответил:

— Ничего не помню. Потом сам удивился, когда очнулся в раздевалке.

— Иван, это был первый звонок, и у тебя ещё есть шанс остановиться. Пойми, сын, нам с тобой просто нельзя пить ничего спиртного. И это не наша вина. Что-то нам передалось по наследству через гены. Многие могут пить, а мы с тобой — нет. Ни капли. Никогда! — Мама твёрдо посмотрела на сына. — Алкоголизм уже внутри нас с рожденья и ждёт, когда мы переступим черту. Дальше только падение… И в итоге — смерть.