Жизнь замечательных Блонди (СИ)

То, что легковерные и брезгливые амойцы отправили Линетт отмывать грязь, было очень кстати. Грязь эту Линетт собирала по самым гнусным помойкам на протяжении пары недель, так что сама себе уже опротивела, но достоверность должна была быть на высоте. Опять же на чистой коже куда лучше просматривались синяки и кровоподтеки, которые вовсе не были гримом. Готовясь к проведению операции, Линетт пришлось пожить некоторое время в трущобах, подраться со сверстниками-беспризорниками, и от них же набраться уличных «манер». Вхождение в образ проняло даже отца Линетт, а это дорогого стоило. Амойцы не должны были ничего заподозрить, и вроде бы пока они не слишком насторожились.

Вот только подходящего момента все не выдавалось. Ни один из них до Линетт даже не дотронулся, не говоря уж о том, чтобы зайти к ней в ванную. О чем-то они там увлеченно спорили…

Линетт приникла ухом к двери и превратилась в слух. Ну, ясно, темноволосый оказался подозрительным и вполне резонно заподозрил в непонятно откуда взявшейся беспризорнице подставу. А напарник его упорно отказывался в это верить, хотя в конце концов сдался под натиском аргументов коллеги. Поверил или сделал вид, что поверил, неважно. Вот это уже не совсем хорошо. С другой стороны… скандал все равно поднимется, и ничего эта парочка доказать не сможет. Только тянуть теперь нельзя, и долго выбирать подходящий момент тоже. Надо работать с тем, что есть… Ну а дальше амойцы заговорили совсем тихо, так что Линетт ничего не могла разобрать.

Вытащив из сушки платье, которое после стирки стало выглядеть ненамного лучше, Линетт критически осмотрела себя в зеркале, заплела жиденькие волосы в две косички — крысиные хвостики, — и сочла себя годной к выходу.

Вышла и остановилась у стеночки, упорно глядя в пол.

— Садись, поешь, — мягко предложил светловолосый.

Линетт не заставила себя упрашивать. После пары недель «вхождения в образ» есть хотелось зверски. Да и ничем она не рисковала: ни один беспризорник не упустит возможности наесться на халяву, желательно, на несколько дней вперед. Правда, есть под внимательными взглядами амойцев было не очень-то комфортно, но голод не тетка, и Линетт накинулась на еду. Амойцы не поскупились, наверно, весь ассортимент из меню заказали, даже деликатесных моллюсков, которых Линетт пробовала до сей поры всего раз или два. Еда была вкусной, Линетт — голодной, так что на некоторое время она забыла обо всем на свете, в том числе и об амойцах, которые рассматривали ее, как диковинного зверька. Пускай рассматривают, за погляд денег не берут… да и что они могут высмотреть? Будучи полностью уверенной в себе, Линетт совсем расслабилась, а потому оказалась не готова к последующему повороту событий.

— Может быть, хватит притворяться? — неожиданно поинтересовался темноволосый. — Тебе ведь не десять лет, а значительно больше. И выросла ты не на улице.

От неожиданности Линетт замерла с полным ртом, потом судорожно сглотнула и закашлялась. Такого она никак не ожидала.

— С чего вы взяли? — выпалила она и тут же поняла, что прокололась. Маленькой беспризорнице полагалось вообще не понять, о чем говорит амоец…

…В то, что беспризорница может оказаться чьей-то подставой (а желающих испортить репутацию амойским дипломатам всегда было пруд пруди), Даниэль поверить мог. Лоренс легко его в этом убедил. Конечно, оставалась крохотная вероятность того, что девочка говорит правду, но вероятность эта устремлялась к минус бесконечности. Но вот в последние высказанные Лоренсом подозрения ему не верилось никак. Лоренс предложил проверить, и Даниэль согласился. Правда, потом задумался, каким именно способом Лоренс намерен проверять свои теоретические выкладки, и не усугубят ли последствия проверки ситуацию… Впрочем, ничего особенно скандального Лоренс, кажется, не замышлял, только зачем-то заказал в номер уйму деликатесов, а потом глубоко задумался. Тут как раз и маленькая беспризорница вышла, наконец, из ванной.

В отмытом виде девочка выглядела намного привлекательнее, только вот синяки и ссадины портили общую картину. И что такого подозрительного увидел в ней Лоренс?

На еду беспризорница накинулась так, будто голодала неделю. Впрочем, поправился Даниэль, так, скорее всего, и обстояло дело. Лоренс наблюдал за ней с мрачным удовлетворением во взгляде, очевидно, находя в этом зрелище какое-то подтверждение своим подозрениям. Ну а потом он, наконец, высказался, и Даниэль вполне понимал девочку, которая от неожиданности едва не подавилась тем, что было у нее во рту, и уронила вилку с ножом.

— С чего вы взяли? — спросила она несколько обиженно, и Даниэлю резануло ухо несоответствие тона, которым были произнесены эти слова, с тем, которым разговаривала девочка раньше.