Жизнь замечательных людей по дзэну (СИ)

Беспокоит одиночество пуще разорения! — графиня Анна Павловна Костомарова подумала секунду и взяла руку графа Вышинского Сергея Михайловича, словно девочка припала губами к руке: – Сергей Михайлович, так вы меня замуж возьмите – у эскимосов подобное принято, чтобы быстро и без проволочек, не то, что на Думских заседаниях, где курят и спят в залах.

— Знаю, что глупо, Анна Павловна, но и я женат счастливо и крепко, поэтому над сердцем своим и капиталами не властен.

— В шею! Гоните жен в шею! Меня берите! — графиня Анна Павловна Костомарова сломала зонтик о спинку скамьи, заламывая руки и стеная, пошла по аллее.

— Однако! – граф Антон Викторович пригладил пейс, словно уладил дела с судебным приставом.

— Отчаянье! – граф Сергей Михайлович с тоской смотрел вслед Анны Павловны Костомаровой – так крестьянин на полях Саратовской губернии читает следы коров. – Дзэн! Но какой дзэн от нас ускользает: грудастый, здоровый, с приданным, ах, прелестный дзэн!

— Отчаянность, а не отчаянье! Дзэн! – граф Антон Викторович поправил оппонента по Думским заседаниям и по балеринам.

УНЫЛОСТЬ

В ресторации оркестр из пяти музыкантов истязал тихую музыку Вивальди, отчего свечи заметно дрожали в негодовании.

Князь Мышкин Григорий Андреевич почесывал бородку, часто протирал пенсне-с и с ленивой истомой ждал выхода на сцену мадемуазель Мими в платье из прозрачного ситца, а на голове убор из перьев индюка.

Время шло, а мадемуазель Мими не удостаивала чести своим появлением, и публика напивалась под музыку Вивальди – так в портовых кабаках Нью-Йорка рабы негры напиваются под грохот барабана.

— Человек! – князь Мышкин после двух часов напрасного ожидания подозвал холопа и с недовольством скомкал салфетку, бросил её в морду халдея. – Почему нет мадемуазель Мими с перьями на голове?

Совесть свою прогуляла?

— Никак нет-с, барин! – холоп поднял салфетку, засунул за пояс, как кнут. – Мадемуазель Мими срочно выехала по настоянию Высочайшей особы, в Зимний Дворец, где обезьяны пляшут.

Если пожелаете-с, то музыкантов в перья нарядим, как кловунов.

— Уныло у вас без мадемуазель Мими! Унылость! Дзэн! – князь Мышкин порывисто встал в гневе, оттолкнул полового и вышел из ресторана на свежий воздух с миазмами лошадей и запахом извозчиков.

Не заплатил в ресторане – поделом им, беспорточным наглецам, что не удержали для него мадемуазель Мими.

НЕПОТРЕБСТВО

Граф Москвин Евгений Петрович обожал карасей жареных в сметане, с корочкой и луком Петропавловско-Камчатским.

Графиня Москвина, жена Евгения Петровича часто укоряла мужа за поедание карасей – так строгий учитель француз стегает ученика по оголенным ягодицам прутьями лозы:

«Дурно, дурно-с, милостивый государь муж мой, Евгений Петрович!

Караси с луком и в сметане – пища батраков, кузнецов и городовых! Непотребство - ваши караси с плавниками и хвостами, как у бешеных лисиц!

Мы, высшее сословие, не опускаемся до скотской пищи, а вкушаем дорогое, изысканное и редкое, как золотые слитки кушаем!»

Граф Москвин Евгений Петрович заказывал карасей тушенных в сметане и с Петропавловско-Камчатским луком в величайшей тайне, а затем в той же тайне кушал их и хрустел умными глазами карасей.

Однажды, когда он устроил пир, нежданно-негаданно приехала из Парижа, отдыхавшая там с полюбовником, жена.

Граф Евгений Петрович за неимением лучшего, скинул карасей в панталоны и сидел с жареными карасями за столом, а караси в панталонах приятно грели чресла.

Графиня Москвина тщательно посмотрела в глаза мужа, укорила его за сдержанность, что не встретил, не подбежал и ручки не целовал.

В оскорбленных чувствах она ходила вокруг стола, журила мужа, называла его бессердечным, но граф Евгений Петрович не поднимался, иначе конфуз – караси в панталонах.

Графиня Москвина не выдержала, подумала, что граф на неё зол из-за полюбовника, поэтому упала перед мужем на колени, зарыдала и била головой в пол, словно руду железную добывала кайлом:

— Грешна! Грешна перед вами, милостивый Государь!

Бес попутал, а хотя поручик Мордвин — чистоплотен и опрятен, и устрицы потребляет с шампанским, но не жареных карасей, как вы любили ранее.

Ну, так пойду я вымою тело со всей рачительностью, как балерина!

— Блуд! Стыд! Непотребство! – граф Москвин вывалил карасей из панталон, когда жена ушла в ванную комнату и там танцевала под музыку Бетховена, словно скидывала с себя грехи. – После пакостей жены, её непотребства с полюбовниками открыто стану вкушать карасей себе на потребу! Дзэн!

ПОСЛУШАНИЕ

Граф Никифор Самуилович Ольшанский по примеру Толстовских старцев и отшельников в Масленичные дни облачился в холщовое рубище, накинул на шею пудовую цепь и чугунные гири, босой пошел по Руси матушке.

На выходе из усадьбы графа удерживали жена, любовницы, дети, но он властным жестом отослал всех в чайную гостиную – так король отправляет на казнь сына:

— Не упрашивайте меня, ибо я уже не граф Никифор Самуилович Ольшанский, а – отшельник, словно оторванный лист ясеня.