Вот, взять случай, который, почитай два года назад по весне приключился.
Устали они тогда смертельно. Снег только-только сошел, дорога раскисла, а им — обоз провожать. Умаялись, пока купцов до Кухыновки довели. Будто Встрешник дорогу перешел. То подпруга у лошади лопнет, то у телеги ось треснет или в грязи она увязнет. Все жилы вытянешь, покуда груженый воз из слякотной жижи тащишь.
Да еще головной обоза — мужик суетливый да скользкий попался. Все блажил, что еще одной ночи в лесу его товар не переживет, дескать соль отсыреет, напирал на убытки, материл сопутников, ругался, требовал оборачиваться быстрее, а потом и вовсе принялся стенать, что всюду простой да убытки. Намекать взялся, чтобы маги плату скостили — мол, не по его вине задержки. Нудел и жаловался так, что даже Клесх не выдержал — рявкнул, по всему лесу эхо носилось. Ходящие, поди, в Гнездах испариной покрылись.
В общем, сто раз Хранителей поблагодарили, когда время пришло с обозниками этими расставаться. Еще и как назло, что ни ночь, то упырь какой-нибудь вдоль всего торгового поезда скитается. Всю душу, словом вынули. И холодно, и сыро, и медленно, и Ходящие под стать — нудные, тошные да смердящие.
Одним словом, когда плату приняли — от счастья души не чаяли. Тронулись дальше — налегке. И — чудо право слово! — погода наладилась, дорога подсохла и что ни ночь — тишина и благодать, хоть бы волколак какой к кругу выполз — нет, тихо.
И вот через день, поутру Лесана глаза продрала, а в лесу — солнышко, птицы заливаются, красота такая, что аж дух захватывает. Девушка оделась, взяла ведерко и пошла к ручью. Шла и радовалась — ни обоза, ни крикливого нудного купца, чудо просто!
Только отошла от стоянки и от восхищения аж рот приоткрыла. Кругом, куда ни глянь, на проталинах выглядывали подснежники.
От этой красоты захватывало дух! И как-то позабыла послушница о том, что девичьего в ней давно не осталось: волосы короткие, одета по-мужицки, говорит мало, жилистая, рослая, груди и той почти не видать под курткой-то. Обо всем забыла. В душе разом вскипело все девичье, что только могла пробудить весна. Лесана опустилась на колени и осторожно трогала жесткими пальцами нежные венчики, клонящиеся к холодной земле. Бывает же чудо такое!
Так она забылась, что не услышала как сквозь кусты ломится кто-то большой, сильный. Отощавший медведь с ввалившимися за зиму боками, свалявшейся шерстью, косматый и какой-то ободранный — сам, поди, испугался, когда посередь леса нарвался на человека. Лесана знала — не тронь лесного хозяина и он обойдет стороной, но разомлев от нежной красоты подснежников, забыла она обо всем, что знала и чему учили. Увидела здорового зверя, вспомнила первого своего оборотня, а про то, что ныне утро и Ходящие спят забыла вовсе… Завизжала так, что птицы смолкли, а медведь обиженно заревел и поднялся на задние лапы. Тут уж знатная воительница не оплошала — так несчастному зверю Даром промеж ушей вдарила, что он рухнул, будто все кости разом переломились.
На вопли и треск кустов прибежал Клесх. В одном сапоге. Оглядел поляну: цветы, девку, медвежью тушу — лицо ладонями потер и спросил:
— Что ж ты, окаянная, орешь так, будто мужика голого встретила и ссильничать на радостях собралась?
— Дак он поднялся, — виновато потупилась девушка.
— А-а-а, — с наигранным пониманием протянул Клесх. — Поднялся… А орала ты так, словно тут погост поднялся среди бела дня. Ну, чего смотришь? Шкури теперь.
Шкуря огромную тушу посреди поляны первоцветов Лесана прокляла и себя, и свою любовь к цветам, и Клесха, и медведя.
А наставник потом целую седмицу ее тем зверем попрекал.
Как же велико было Лесанино удивление, когда к исходу второй (они тогда остановились на отдых в Елашире — у тамошнего сторожевика), крефф протянул ей крохотное зеркальце в берестяной оправе. Девушка взяла его в руку, как нечто незнакомое — покрутила, увидела выжженный на бересте подснежник — искусный, будто настоящий. Залилась жгучей краской и вскинула глаза на наставника. На немой вопрос, застывший в синих глазах, он со вздохом ответил:
— Забываю я иной раз, что девка ты.
Она потом весь вечер украдкой глядела на себя и не узнавала… В зеркальце отражалось незнакомое ей лицо: худое, с острым подбородком, резкими скулами, морщинкой между тонкими бровями, с колючим взглядом исподлобья и жестко поджатыми губами. Эта незнакомая девка смотрела угрюмо и настороженно. Хотя, какая девка!.. Не было у ней ничего от девки.
Лесана убрала зеркальце глубоко в заплечник, переложив холстинами, и больше не доставала. Ей не понравилась та, которая в нем отражалась.
Тяжелые створки ворот медленно расходились в стороны.
Знакомый каменный двор. Столбы вдоль высоких мшистых стен, колодец… Северная башня, занозой вонзающаяся в светлое весеннее небо. Холодное нагромождение камня, гулкое эхо, мрачные провалы узких окон.