Жозефина. Письма Наполеона к Жозефине

А жаль… Они величественно скользили по кротким волнам озера, как маленькие темные галеры, и с достоинством принимали хлеб из рук Жозефины. А сама Жозефина восседала в длинной шлюпке под створчатым шатром, шитым золотом. (Счет за эту роскошную лодку не был оплачен ив 1814 году, году смерти императрицы.)

Бонапарт любил, вернувшись из военного похода, пожить в Мальмезоне. Его прельщала жизнь в месте, где «дивно хорошо и чрезвычайно просто».

Встав в 5–6 часов утра, он работал в кабинете, откуда выходил только к завтраку. А в дни безотлагательной работы он приказывал сервировать себе завтрак на круглом столике рядом с письменным столом.

Завтракали в Мальмезоне в 11 часов, без гостей. Только по средам устраивались большие парадные обеды.

Бонапарт работал до 6 часов, времени обеда.

В официальный приемный день у дверей Мальмезона – толпа.

В другие дни – только приглашенные друзья. В Мальмезоне, на даче, близкие друзья Первого консула бывали, пожалуй, чаще, чем в Тюильри.

Фонтен перечисляет только дюжину приглашенных на один из дней отдыха. В действительности общество более многочисленно. Там бывает Вольней, к которому Жозефина питает «искреннюю дружбу» и «любовь к его уму», тот Вольней, который проводит иногда в Мальмезоне по сорок часов и возвращается оттуда больным; Мюрат, Лебрен, Жтоно, Тальма, Савари, Дюси, де Сен-Пьер, Дюрок, Камбасерес, Бертье, Талейран, Рапп, Корвизар, д’Арлевиль. Как-то Бонапарт в присутствии друзей, когда Жозефина игриво ударила его по плечу, шутливо обронил: «Господа, будьте свидетелями, моя жена меня бьет!» Д’Арлевиль удачно сострил: «Все знают, что ей одной принадлежит эта привилегия, генерал!»

Из женщин там бывали все представительницы ветреного общества тех дней.

Однажды англичане воспользовались простотой и даже беспечностью, царившей в Мальмезоне, и попытались захватить Бонапарта, выехавшего в Париж всего с двенадцатью человеками эскорта. Кадудаль и сто его сообщников, переодетые в мундиры национальных гвардейцев, взялись за это предательское дело за вознаграждение в 100 000 франков. Заговор вовремя раскрыли.

Бонапарт участвовал в играх гостей. Местом их чаще других бывал парк. Играют в чехарду, жмурки, в «ножницы». Бонапарт, как и положено в играх, плутовал, смеялся. Дурачась, подталкивал Жозефину, когда в теплые весенние ночи среди аллей, залитых бледным светом луны, начинали водить старинные хороводы («Вы, хороводники! Держите ровнее круг!»). Дамы надевали для таких случаев легкие юбочки и прозрачные шарфы. Ветер мягко касался изящной ткани, и она, казалось, с трепетом отдавалась ему.

Многих шокировал образ жизни Бонапарта в Мальмезоне. Талейран писал знакомому: «Приехал я в Мальмезон, и знаете, что я там делал и где устроил Первый консул свой рабочий кабинет? На одной из лужаек. Сидели на траве. Это ничего не значит для него, при его привычке к походам, сапогам и кожаным штанам… Но я! В шелковых чулках и штанах! Представляете ли вы меня сидящим на траве? Я разбит ревматизмом. Что за человек! Ему всё кажется, что он в лагере».

В день, когда Бонапарта сделали пожизненным консулом, он решил, что безыскусная мальмезонская жизнь не подходит для первого чина Республики. Это произошло 14 термидора X года (2 августа 1802 года). А 20 сентября он отправляется в Сен-Клу, чтобы осмотреть замок. И замок ему понравился. Так Сен-Клу стал постоянной резиденцией Бонапарта.

Двадцатого сентября помечена и записка Жозефины к нотариусу Рагидо, тому самому, который не советовал ей выходить за Бонапарта – «забияку, у которого только и есть что шпага да плащ».

«Сен-Клу, четверг.

Бонапарт во что бы то ни стало желает, любезный Рагидо, иметь купчую на Бузенвальское поместье, а также знать про него все подробности. Он желал бы иметь ее немедленно. Он хочет прогуляться туда сегодня вечером.

Примите, любезный Рагидо, уверение в моем уважении,

Жозефина Бонапарт».

До времен Империи он официально принимал начальствующих лиц в Сен-Клу. В Сен-Клу же Сенат сообщил ему решение народа, призывающего его на трон.

Однако к Мальмезону, как и ко всем вещам и существам первых лет его славы, Бонапарт сохранит тайное влечение.

Когда Бонапарт хотел убежать от самого себя и от своего сердца, он ехал в Мальмезон, чтобы насладиться безмолвным опьянением воспоминаний. Мальмезон видел его без орлов и пурпура, окруженного семьей и прекрасного своей будущей славой. Там он мог смеяться, бегать по аллеям…

И эти-то воспоминания вместе с Мальмезоном Бонапарт отдал Жозефине. Чего же больше?

Продолжение легенды

Легенда изображает Жозефину времен «мальмезонского заточения» олицетворением безутешной печали и благородного отчаяния, медленно умирающую от разлуки с Наполеоном.