Николай Яковлев

ЖУКОВ

*

Автор и редакция приносят благодарность близким Г. К. Жукова, Центральному музею Вооруженных Сил СССР и работникам Министерства обороны СССР за предоставленную возможность ознакомиться с соответствующими документами и добрые советы.

© Яковлев Я. Н 1992 г.

ОТ АВТОРА

В конце минувшего столетия в деревне Стрелковке Калужской губернии стоял осевший на угол дом в два окна с одной комнатенкой. От ветхости стены и крыша поросли мхом:. Оно и понятно, дом был поставлен где-то в начале XIX века. В кем в николаевское время, в царствование Николая I, жила бездетная вдова Аннушка Жукова.

Сердобольная бездетная женщина, она взяла из приюта двухлетнего мальчика, брошенного там трехмесячным младенцем с запиской: «Сына моего зовите Константином». Подкидыш! Это был отец будущего Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова, родившегося 19 ноября по старому, 2 декабря по новому стилю 1896 года.

Как все-таки в нашу эпоху сжалось время. От исторических событий нас, в сущности, отделяет немного, мы чуть ди не их современники. Отец Г. К. Жукова родился в расцвет царствования Николая I, его сын скончался в эпоху Л. И. Брежнева. И все потому, что Егор был поздним ребёнком и прожил, как и отец, почти все библейские восемьдесят. Аннушка Жукова, а в ее деревне было множество Жуковых, взяла ребенка в начале сороковых годов XIX века. Ему еще не исполнилось и восьми лет, как добрая приемная мать умерла.

Мальчик пошел в обучение к сапожнику и тем приобрел средства к существованию на всю жизнь. Он женился на матери Егора поздно — в 50 лет, ей было 35. Для обоих второй брак, в первом оба рано овдовели. Так что Егор появился на свет, когда отцу было хорошо за пятьдесят, а матери под сорок.

Деревня Стрелковка… Надо думать, название восходит к тем далеким временам, когда в ней жили стрельцы, стоявшие на страже русских рубежей. Едва ли жившие тогда в Стрелковке помнили об этом: сменилось слишком много поколений. В детстве Жукова деревня если и выделялась из тысяч русских деревень, то в худшую сторону. Бедность, земля — сплошной песок — рожала плохо. Мужчины — по большей части на отхожем промысле, в поле — женщины и дети.

Отца Жуков видел мало, он сапожничал в городах. Мать билась на тяжелой работе. Заработки… «Я думаю, — напишет на склоне лет Г. К. Жуков, — нищие собирали больше». Еще он напишет: «Спасибо соседям, они иногда нас выручали то щами, то кашей. Такая взаимопомощь в деревнях была не исключением, а скорее традицией дружбы и солидарности русских людей, живших в тяжелой нужде». Взращенной веками солидарности, проявлявшейся и на ратном поле, и тогда, когда нужно было выжить в неурожайные годы. На этом стоит жизнь человека. Просто и понятно, доступно разумению мальчика.

Когда пришел вечер жизни, Жуков часто возвращался к детству. Он отчетливо помнил, как в церковноприходской школе семи лет попал к «хорошему человеку», первому учителю Сергею Николаевичу Ремизову. Мудрый народный учитель, вводивший своих маленьких питомцев в XX век. Учивший их, как подсказывало сердце, и никогда не повышавший голоса на деревенских ребят. «Отец Сергея Николаевича, — еще припоминал Жуков, — тихий и добрый старичок, был священником и преподавал в нашей школе закон божий». Как подобает пастырю, он не уставал говорить о прекрасном мире божьем.

А тогда вокруг Стрелковки росли липовые рощи и березовые перелески. Разнотравье, земляника и полевая клубника, грибы. На мягком лугу, что недалеко за околицей, молодежь водила хороводы. В погожую погоду, а в ненастье собирались в крестьянских избах. Даже в восьмидесятые глубокие старухи в окрестных деревнях вспоминали огневого парня с трехрядкой. Жоржиком звали его. Анна Васильевна Синельщикова показывала заезжему корреспонденту книгу с дарственной надписью: «А. В. Синельщиковой — другу моего детства на добрую память». Сморщенная старушка — это та незабвенная для Г. К. Жукова певунья и плясунья на деревенском празднике цветов, где в центре внимания был он, ладный мастеровой, приехавший из Москвы.

Всякое бывало на тех деревенских посиделках. Как-то пригласил Георгий несколько раз подряд Маню Мельникову. А рядом ее обожатель Филя, работавший на почте и имевший право носить оружие. Он с наганом к Егору: смотри, если еще раз станцуешь с Маней! Георгий выхватил у ревнивца наган, забросил в крапиву и снова пошел в танце с Маней. Бывало, и обменивались тумаками, наш герой в долгу никогда не оставался.