Жуков

В тридцатые годы он прислал лес, дал деньги, отстроил матери новый дом. Сожгли немцы. После войны Жуков поручил поставить пятистенок, две комнаты в три и пять окон, поблизости от места, где стоял домишко его детства. «Велел там устроить избу-читальню, — говорил маршал Жуков. — А вечерами чтобы девчата приходили плясать. Я, когда молодым был, очень любил плясать. Красивые были у нас девушки!»

В начале шестидесятых появление уже тогда архаичного ЗИС-110 наделало переполоха в Стрелковке. На могилу отца приехал Маршал Советского Союза Жуков. Поклонился, встретился с односельчанами. Терзающей сердце тоской пронизан его рассказ об увиденном: «Одни женщины! Бывшие мои приятельницы, с которыми плясал, — старые, одетые страшно бедно.

— Что же, — говорю, — так плохо живете, как нищие?

— Мы и есть нищие. После войны все еще не обстроились — не избы, а чуланы. Огороды порезали, коров отняли.

Я им говорю:

— Возьмите мой дом, пользуйтесь.

— Средств нет, чтобы поднять.

Я Ворошилову сказал:

— Ты пошел бы и рассказал Хрущеву, до чего деревня дошла.

А он мне: «Нет, я хочу, чтобы меня похоронили на Красной площади». Выслужил, как известно, заветное отличие».

А тогда, в горькую встречу с подружками юности, махнул маршал рукой, тяжело влез в ЗИС-110 и уехал. Уплыла назад нищая деревня, вокруг распаханные под посевы поля. На месте тех памятных по детству и юности липовых рощ и березовых перелесков, вырубленных под корень в краткосрочную немецкую оккупацию тех мест.

Сомнений не было, из самой что ни есть бедноты происходил маршал. Но все же на склоне лет Жуков нет-нет да и задавался вопросом: кто были его предки? Ответа так и не нашел. Но и не был обескуражен, что не мог проследить свою родословную по линии отца дальше его самого. Георгию Константиновичу было достаточно — отец родился в России, был главой небольшой, сплоченной семьи, воспитавшей по своему разумению трудового, честного человека. А если прибегнуть к обобщению — сыном русского народа.

Кровную связь с народом Г. К. Жуков пронес через всю свою жизнь. Судьбы Родины и семьи для него были неотделимы. В семье, в окружающей его жизни он черпал силы для служения Отчизне, а на священной службе Отчизне выполнял свой долг перед семьей, народом. Защищая Родину, он защищал жизнь родных и близких. Заглянем в одно из немногих писем Георгия Константиновича жене Александре Диевне и дочерям Эре и Элле в Великую Отечественную войну. Считанные строки этого письма лучше, чем библиотека книг, отражают внутренний мир прославленного полководца. Итак:

«Действующая армия.

Дорогая моя! 10.2.44

Шлю тебе свой привет. Крепко-крепко целую тебя одну и особенно вместе с ребятами.

Спасибо за письмо, за капустку, бруснику и за все остальное.

Дела наши идут, в общем, хорошо. Все намеченные дела армией выполняются хорошо.

В общем, дела Гитлера идут явно к полному провалу, а наша страна идет к безусловной победе, к торжеству русского оружия.

В общем, фронт справляется со своими задачами, дела сейчас за тылом, тыл должен очень много работать, чтобы обеспечить потребности фронта, тыл должен хорошо учиться, морально быть крепким, тогда победа наверняка будет за русскими.

Крепко, крепко тебя целую.

Твой Г. Жуков».

В коротком письме, как в капле — море, весь Жуков. Он жил только интересами войны, для него вдохновенный труд фронта и тыла — повседневная, тяжелая и опасная работа. Всего народа. Так и будет завоевана, обязательно завоевана Победа. А личный вклад в нее? Маршала мало заботила слава сама по себе. О ней позаботилась история, а уточнения еще за историками. Пока обделен по более чем понятным причинам наш национальный герой биографами.

Что до писателей, то тут дело проще и сложнее. Расцвет жизни Жукова приходится на десятилетия сталинщины, в которой писатели занимали особое и привилегированное положение. Сталин создал, если угодно, усеченное гражданское общество, но и оно не могло жить без полемики, разномыслия, анализа и самоанализа. Обширный надел для этого и отрезали на литературной ниве, и очень щедро — легионы читателей шли по следам Григория Мелехова, ходили по мукам с героями А. Н. Толстого. Да мало ли книг гремело тогда! Вспыхивали дискуссии по сути литературные, но эффективно заместившие политические дебаты. Писатели же принимали себя всерьез, как-то упуская, что их дело — быть мастерами слова, но не политиками. Они всерьез приняли горьковские дипломы инженеров человеческих душ.

Убежденный в непогрешимости и весомости своих суждений, Твардовский, по основной профессии поэт, изрек в феврале 1969 года по прочтении рукописи К. Симонова о Жукове:

— Это так хорошо и интересно. Конечно, Симонову не скажешь, зачем он пишет свои скучные романы, ему надо писать такое, он же может стать советским Моруа.

Рассказал верным журналистам (разговор происходил в редакции «Нового мира») разные эпизоды, почерпнутые из рукописи, и наставительно заключил: