Жуков. Маршал на белом коне

Существует версия: командование группы армий «Центр» под влиянием сторонников «нового порядка» из числа русских, в том числе и вернувшихся на родину эмигрантов, решило пополнять свои поредевшие дивизии и полки за счёт «наших Иванов» — русских, украинцев, белорусов, эстонцев, латышей и прочих, кто соглашался служить германской армии в её походе против большевиков; для этого нужен был генерал, желательно, выходец из низов, из той же социальной среды, к которой принадлежала основная масса солдат. Идеальный вариант — генерал вместе с полевым управлением. Исследователи утверждают, что абвер засылал своих агентов к генералу Белову и что с ним якобы даже велись переговоры, но Белов ответил резким отказом и приказал своей контрразведке тщательно зачистить расположение на предмет выявления шпионов. Возможно, подобные предложения получал и генерал Ефремов. Не случайно последние часы жизни и сама смерть командарма 33-й до сих пор покрыты тайной.

Почти за месяц до этого Ефремов, видя бесперспективность усилий 43-й армии по деблокаде его группировки, обратился в Москву к начальнику Главного политуправления Л. 3. Мехлису. Вскоре получил от члена Военного совета Западного фронта Хохлова шифрограмму следующего содержания: «Вы жалуетесь в Москву на Голубева, на то, что он якобы плохо дерётся и до сих пор не открыл Вам коммуникации, просите Мехлиса воздействовать на Голубева. Первое: оценку Голубеву и 43-й армии может дать только Военный совет фронта, главком и Ставка, а не сосед. Второе: 43-я армия действовала и действует лучше 33-й армии, что касается Голубева, мы также его ценим очень высоко. Следствие показывает: не Голубев виноват в том, что противник вышел на тылы 33-й армии, а Военный совет и штаб 33-й армии, оставивший только 90 человек без артиллерии и миномётов на прикрытие своих тыловых путей, которые при появлении противника разбежались…

К сожалению, Вяземская группа 33-й армии до сих пор ни на один шаг не сдвинулась и это осложняет обстановку для Голубева на правом фланге.

Голубеву направлена категорическая задача в ближайшие 1–2 дня с Вами соединиться. Это, видимо, 43-й будет сделано, если только Вы не будете врагу сдавать своих тыловых путей. Боеприпасов по мере возможности Вам будем подбрасывать. Пошлите своих людей к Жабо и согласуйте с ним свои действия».

Ефремов ответил штабу Западного фронта примерно в том же духе: «Ни на кого я не жалуюсь, а по-большевистски сказал, что есть, и не кому-нибудь, а тов. Мехлису, что очень хочу скорейшей очистки коммуникаций 33-й армии.

Находясь под Вязьмой по Вашему приказу, я тыл никак не мог прикрыть, что Вы прекрасно понимаете — состав дивизий Вам был до выхода под Вязьму известен, как и растяжка коммуникаций 33-й армии.

Поймите, мы каждые сутки ведём бой вот уже полтора месяца почти без боеприпасов и уничтожили несколько тысяч немцев. Сами имеем три тысячи раненых. Воюем.

Не могу понять одного, как можно месяцами стоять перед какой-либо деревней, и терпеть не могу, когда свою вину сваливают на других. Эта система приносит огромнейший вред…

В последний раз Вам, как Военному совету, докладываю: положение дивизий армии тяжёлое, я сделал и делаю всё, чтобы врага бить и не допустить разгрома нас врагом.

Спешите дать боеприпасы, нет у нас боеприпасов».

Жуков на это отреагировал немедленно: «Вам не дано право вступать в полемику с Военным советом фронта и наводить критику на командарма-43». Ответ выдаёт крайнюю степень раздражения. В нём ни слова по существу. Ни о боеприпасах, ни о помощи раненым. Такую шифрограмму в окружённую группировку целесообразнее было бы не посылать вовсе.

Наступала весна. Вскрывались реки. Это тоже сильно затрудняло запоздалый выход окружённой группировки. Стали непригодными для посадки самолётов полевые аэродромы. Какое-то время транспорты ещё могли садиться и взлетать в ночное время, когда морозы подтягивали почву. Но потом и это стало невозможным. Когда прилетел последний борт, лётчик передал генералу Ефремову записку от Жукова. Некоторые исследователи говорят, что записка была от Сталина. В ней был приказ Ефремову вылететь последним бортом на Большую землю. Приказ этот генерал не выполнил. Сказал: «С солдатами сюда пришёл, с солдатами и уйду».

Возможно, лётчик передал эти слова Жукову и они взвинтили комфронта ещё сильнее. Но это уже домыслы.

В начале апреля Ефремов повёл свою группировку на прорыв. Немцы встретили колонны 33-й армии огнём и танковыми ударами. Колонны сразу же распались. Ефремов утратил связь с командирами дивизий и полков. Начался хаос. Из 11 500 человек на позиции 49-й, 43-й и Восточной группировки 33-й армии вышло всего 889 человек. Некоторые группы и одиночки ушли в леса и воевали потом в составе партизанских отрядов. Некоторые растворились в деревнях. Большинство погибли или попали в плен. Когда генерал Ефремов, к тому времени уже дважды раненный и потерявший способность передвигаться, понял, что может попасть в плен, он застрелился.