Читаем Жуков. Маршал на белом коне полностью

Наиболее вероятный срок наступления — середина апреля или начало мая».

На Западном фронте продолжались активные действия, однако ничего существенного армии добиться не смогли. Лишь в начале марта 49-я выбила противника из Юхнова. Но юхновская группировка отошла западнее, за реки Рессу и Угру, и закрепилась там. В полосе 50-й армии противник осёдлывал Варшавское шоссе. При этом занял ряд артиллерийских высот в районе Зайцевой Горы и держал под своим контролем обширный район вокруг.

Жуков приказал генералу Болдину взять эти высоты — «внезапным ударом прорвать оборону противника на фронте Фомино 1-е, Каменка, овладеть Варшавским шоссе на участке Фомино 2-е, Кузёмки и, прочно обеспечивая фланги ударной группы, не позднее 27.3 ударом через Милятино соединиться с группой Белова, нанести главными силами удар в северо-восточном направлении вдоль Варшавского шоссе в тыл юхновской группировки противника[139]. После её разгрома иметь в виду развивать стремительное наступление на фронт Дорогобуж, Ельня. Наступление армии с 24.3 будет поддержано ударной авиагруппой № 4. Для развития операции армия по ходу действий будет усилена четырьмя-пятью стрелковыми дивизиями и двумя танкбригадами из резерва Ставки».

Наступление провалилось.

Из переговоров Жукова и Болдина по прямому проводу 15 апреля 1942 года, когда судьба генерала Ефремова и его группировки была ещё неясна, а ударная группировка 50-й армии, взяв ключевую высоту, снова уступила её:

«Жуков: Сколько противника наступало на высоту 269,8 и сколько обороняло её? Где были ваши танки в это время, что делали артиллерия и миномёты?

Болдин

: На высоте 269,8 вёл бой полк 298-й стрелковой дивизии. Противник, по докладу товарища Захарова[140], из Фомино 2-е на высоту 269,8 наступал силой до двух батальонов пехоты и семи-восьми танков. Наши танки в это время находились на северной окраине Фомино 1-е. Наши артиллерия и миномёты вели огонь мало, ввиду ограниченного количества боеприпасов.

Жуков: Где же были 298-я и 290-я стрелковые дивизии, когда ваш полк сталкивали с высоты, или так же, как и танковая бригада, стояли, поджавши руки, и безучастно наблюдали? Непонятная тактика и больше чем странная. Отвечайте.

Болдин: 290-я стрелковая дивизия в это время вела бой в лесу юго-западнее отметки 223,3; 298-я стрелковая дивизия — один полк вёл бой на юго-востоке высоты 269,8, и второй полк вёл бой в районе отметки 223,3, то есть на юго-западных скатах высоты 269,8, и третий полк выдвигался во втором эшелоне в направлении высоты 269,8. По докладу командира 298-й стрелковой дивизии, полк, который занимал эту высоту, решением командира полка под сильным воздействием артиллерийско-миномётного огня был отведён на юго-западные скаты высоты 269,8.

Жуков: А вы? Вы где были?

Болдин: Я потребовал, когда узнал об этом, от командира дивизии и от товарища Захарова решительными действиями 198-й и 146-й стрелковых дивизий, 108-й и 11-й танковых бригад восстановить положение и продолжать выполнять задачу.

Жуков: Почему же у вас безнаказанно творятся такие преступления, и вы не привлекаете виновных к ответственности?

Болдин

: Я приказал виновника оставления высоты 269,8 расстрелять.

Жуков: Когда приказали?

Болдин: Приказал тогда, когда мне стало известно о том факте. Приказ отдал товарищу Захарову.

Жуков: Пусть Захаров донесёт исполнение лично мне. А вас я лично очень внимательно инструктировал о тактике действий, о руководстве частями, о требовательности и быстроте расправы с паникёрами и не выполняющими боевых приказов. Видимо, не всё вами понято, так как я не вижу точного выполнения, в частности: из пятнадцати соединений, которые вы имеете, у вас на сегодняшний день и вчерашний день активно дрались только три дивизии, а десять действовали пассивно, оборонялись. Из тринадцати стрелковых дерутся только пять, остальные стоят на месте. Танковые бригады сегодня бездействовали. Что же это за тактика, не понимаю.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное