Журавленко и мы

Он щёлкнул пальцем по выступу. В нём открылась дверца и вылетел кирпичик меньше спичечной коробки. Лёва вспомнил, что в точности такой взвешивал Журавленко на аптекарских весах.

Кирпичик вылетел — и дверца сама захлопнулась…

Понятно, что Лёве с Маринкой не хотелось уходить оттуда, где им всегда было интересно, где каждый день было что-то новое. Сергей Кудрявцев, увлёкшись работой, забывал их вовремя выпроводить. Кончилось дело тем, что у Маринки и Лёвы часто замелькали в тетрадках тройки, и мамы запретили ребятам даже к дому Журавленко подходить.

Но когда Лёва услышал, что завтра модель заработает, он начал уговаривать своего папу взять его и Маринку с собой, ну на час, на полчаса! Хотя бы увидеть момент пуска модели!

И Сергей Кудрявцев не устоял. Он согласился взять их завтра с собой.

Глава восемнадцатая. Поддержите её!

— Да, да, войдите, — послышался голос Журавленко.

Вошли Сергей Кудрявцев, Маринка и Лёва.

За ними, в первый раз, в комнату Журавленко вошёл Михаил Шевелёв. Сделал шаг от двери, постоял, осмотрелся… В нём начала подниматься жалость к человеку, который шесть лет бился, чтобы сделать своими руками то, что якобы могло заменить руки таких мастеров, как он, Шевелёв.

Михаил Шевелёв старался не смотреть на Журавленко, — так на него он сердился и так жалел годы его усилий, которые заранее считал напрасными.

Башня стояла посреди комнаты и снова почти что упиралась в потолок. Она была соединена с главной частью модели.

Журавленко, лёжа на полу, смазывал оси низеньких колёс, на которых модель передвигалась.

Он быстро поздоровался и показал на стул, на подоконник, — мол, пожалуйста, садитесь, смотрите, только не мешайте.

Михаил Шевелёв сел на подоконник. Лёва и Маринка стояли рядом. Им не сиделось.

Журавленко закончил смазку, медленно обошёл модель, осмотрел.

— Можно начинать? — спросил Сергей Кудрявцев.

— Погодите. Приготовьте контейнер.

Лёва увидел рядом с собой открытый ящичек. В нём лежали маленькие кирпичи. У ящичка была дверца с рычажком. Лёва догадался, что это и есть контейнер, и отнёс его папе.

Возвращаясь к окну, Лёва заглянул в глазок одной из труб модели, что-то заметил и схватил Маринку за руку:

— Смотри!

Маринка заглянула в глазок и просияла:

— Наши?

— А то не видишь!

— Папа, — зашептала Шевелёву Маринка. — Видишь, внутри сцеп ленные проволокой платформы? Это мы проволоку загибали!

Журавленко тянул от модели к штепселю электрический шнур.

— Можно, — сказал он Сергею Кудрявцеву.

Кудрявцев несколько раз повернул рукоятку — и башня с моделью на глазах начали укорачиваться. Когда стали совсем низенькими, Журавленко сказал:

— Так. Контейнер на место. Включаю.

Кудрявцев поставил контейнер под воротца башни, и Журавленко воткнул вилку в штепсель.

Тотчас послышалось ритмичное пощёлкивание. Спустился крюк, подцепил контейнер, через секунду бросил его пустым на то же место. А с другой стороны модели брызнул на разостланную по полу фанеру раствор, и начали ложиться кирпичи так быстро, что уследить было невозможно.[1]

Кирпичеукладчик со всей моделью двигался по комнате туда и обратно, каждый раз оставляя точно уложенный ряд в два с половиной кирпича толщиной.

Михаил Шевелёв рванулся от окна к кирпичеукладчику.

Стена поднималась всё выше.

Вместе с нею поднимались машина с башней.

И вместе с ними поднимался склонившийся над кирпичеукладчиком Михаил Шевелёв.

Он ревниво и строго следил, как наращивалась стена.

Через несколько минут он так же строго сказал:

— Не верил. Виноват.

Журавленко и не слышал. Он подошёл к поднимавшейся вместе с кирпичеукладчиком кабине и нажал на ней кнопку.

Кирпичеукладчик продолжал двигаться вдоль стены, но перестал укладывать кирпичи. Он делал пропуск.

Журавленко отпускал кнопку — снова ложились кирпичи, нажимал — снова получался пропуск.

И вот уже почти готовы два оконных проема…

Но что такое? Почему Журавленко бледнеет? Почему бросается к штепселю, выдёргивает шнур? Почему кричит:

— Поддержите её!

Потому что остальные смотрят, как строится стена, а он следит за всем, и видит, как начинает сгибаться и вот-вот упадёт, как подкошенная, опора всей машины — башня.

Шевелёв, Кудрявцев и Лёва с Маринкой поддерживают её, как больную, как живую.

А Журавленко отдирает плоскогубцами, отбивает молотком всё, что соединяет башню с головной частью машины. Потом говорит:

— Положите её.

И башню осторожно кладут на пол. Журавленко стоит над ней и смотрит мимо, в окно, сухими, жёсткими, бессонными глазами.

Маринка смотрит на него и почему-то держится за Лёву, и почему-то ей до озноба холодно.

Михаил Шевелёв тихо спрашивает:

— Ошибка в расчёте?

Журавленко, напряжённо думая, так, словно сам в себе ищет что-то злое и страшное, говорит:

— Да…

Потом ещё раз, твёрже и определённее:

— Да…

Сергей Кудрявцев кричит:

— Что ж теперь? Опять работы на годы? Опять всё сначала?

— Не знаю, — отвечает Журавленко. — Может быть, всё сначала.

А лицо у него такое, что Маринка и Лёва не в силах от него оторваться и не в силах на него смотреть.

Глава девятнадцатая. Не пора ли сдаться?