Журавли

Чтобы дошагать до 9 мая 1945 года, прежде надобно ворваться в страшный день – 22 июня 1941 года! Ох, этот летний день, искрящийся и светлый, родил беду и ад! Лучше бы вовсе не было этого дня в Нашей Истории земной.

Лучше бы не было…

Но он был… Был для чего? Был для кого? Для чего-то важного. Для кого-то важного. И важность распределяется границами непознанными, и познание стяжается не нами сегодняшними, то есть увядшими на пажитях земных чувств. Потому-то сию важность нам познать не дадено идеей нынешнего (мёртвого) тела, ибо можем мы разве понять важность такового дня на человеческой основе?

Не можем.

А посему и не будем вдаваться в чуткие подробности – почему и для чего случилось! Коли сошёл этот ужасный (дьявольский) день, то и прожить оный придётся на страхе и ужасе, боли и отчаянии… Ибо день сей стал для первых – последним!

А как там сказано у святителя Григория Богослова? Вспомним мысль толковую и полезную: «Для меня лучше и выше быть последним у Бога, нежели занимать первое место у земного царя…» Звучит-то Слово весьма хорошо и добротно, но для иных это хорошее слово стало смертью чувств. И понять можно токмо испытавшему сие или уразумевшему таковое предначертание.

День этот 22 июня 1941 года – чёрный день, день смерти, её непосредственного господства. И смерть порождает (породила) хаос мыслей и бурю чувств, и нет им конца, все границы размыты временем этого Страшного События.

Отворились врата ликующей бездны, истекли с неё вольготно воды адовы, и мир тотчас же изменил свою сущность, и солнце как бы померкло на мгновения, и синева возлюбленная зловещим покрывалом укуталась и ненавистной предстала.

Забродить же в такие мрачные и гиблые воды и тонуть в кровавых волнах при невообразимом страдании никому не пожелаешь. Погибал человек, не видя надёжного убежища, тонул, захлёбываясь сошедшим адом, некому было протянуть руку помощи, так далека была Твоя Милость и Твоя Любовь, Боже.

Не зрел Твоего великолепия человек погибающий, ибо и небо омрачилось гарью всеусиленной, и воздух пропитался зловонием, да и мысли искривились в путях прерванных, душа умертвила все дозволенные итоги, смысл завершил как бы свою возможность и важность, а любовь (неиссякаемая и приветливая) вовсе удалилась (попряталась) в хранилище недоступное, недосягаемое.

Не видать – ни света белого, одна тьма кромешная на покрове ночи замешанная. И спрятаться некуда, и укрыться нечем, безысходность повсюду гуляет, души страхом наполняет, и стирается любое правильное дозволение ума смутившегося.

Куда? куда подевалась радость и успокоение? Куда спряталась благая надежда? Всё понакрылось усилием раскрывшегося ада. Ликовал он вольготно на этом тревожном дне, торжеством несусветным (невообразимым) заполнял свои законные владения. И бескрайностью они помечены. Стоны тягучие да плач безудержный, скрежет зубов и рыданья зловещие – всё это изливается с его днища, покрывает землю, перемалывает и обратно забирает назад.

Невозможное обращается в возможное. И текут моря кровавые, ужасом замешанные, стекают внутрь преисподней, и гудит она, воет и алчет, не напитываясь ничем. Всё ей мало и жаждет бóльшего. Хочет проглотить всякое смущение и ожидание…

Да и смущаться уж нечем и ожидать-то, что можно? Всякое добро и святое величие понакрылось вдруг сошедшим страданием… Ничего не осталось надёжного, верного, токмо пагуба гуляла по всей земле матушке, гуляла и разбрасывала семена смертные… Ох, и веселился ад мощью своего глумления…

Куда попрятаться бы?

Где схорониться?

Прождать бы момент сей безрадостный… А ведь всюду отыскивает, каждую голову покрывает болезнями…13 Нет конца, не видать и краешка даже… Будто всё бесконечностью выгравировано. Как дышать и во что уже верить?

Почему? почему? почему Ты, Боже, возлил на малого (беззащитного) человека Историю Своего Великого Гнева? Зачем подал эти ужасы, обречённость и беспокойства душе мятущейся? И ради чего же Ты пролил град, жупел и прочее?

Все ответы у Тебя имеются, а у нас лишь одни вопросы, и вопросам числа нет. А прознать всё же хочется. Видно вечностью душа напитается, там она понакроется знанием, обретёт и своё дозволение, им потом и успокоится. А теперь лишь остаётся собирать итоги по всему случившемуся и случающемуся.

Но не дай, Боже, боле никому испить чашу сию, хотя по Твоему призванию и Сын Человеческий испил Чашу Страданий.14 Знамо, что на деле страдания солдат, жён и матерей, по человеческому разумению пишу так, не сравнить с Сыновним Страданием (Три Дня и 1418 Дней и Ночей), но и равнять никого не желаю, ибо каждому воля, равность – своя определённая и мера своя личная, как и страдание, жажда и смерть, и дозволенный итог по Событию.

Всяк бы возжелал пройти мимо чаши таковой, всяк хотел бы обойти её стороной… Не прошёл, не прошёл… Не сумел обойти и не пить чашу сию горькую, адову. И 22 июня 1941 года стал чёрным днём земной истории нашего поколения.