Журнал «День и ночь» 2011–03 (83)

Впоследствии это состояние стало возникать самопроизвольно. Стоило мне сконцентрироваться на каком-либо объекте — и я снова входил в это странное состояние. Однажды, примерно через месяц после поездки к Порфирию Иванову, я вёл семинарское занятие в студенческой группе. Сконцентрировавшись на ответе студентки, я вдруг вошёл в изменённое состояние сознания. В пространстве появились золотистые искорки, вместо студентов в аудитории — энергетические потоки. Но самое главное — я забыл человеческую речь. Процесс познания и мышления не исчез. Он лишь радикально изменил свою форму. Это было невербальное, недискретное мышление. Студентка завершила ответ, а я продолжал сидеть за столом и созерцать разноцветные энергетические потоки не в силах произнести ни слова.

Между тем, состояние аудитории начало меняться. Вдруг у меня возникло ощущение, что я должен немедленно прервать семинар. Я положил журнал в папку, кивнул студентам и вышел из аудитории. После этого я целую неделю отлёживался дома, пытаясь взять под контроль спонтанно возникающее изменённое состояние сознания. Мне это удалось. Больше оно никогда не появлялось непроизвольно.

Но вернёмся к моей поездке. Приехав на железнодорожный вокзал в Ворошиловграде, я обнаружил, что билетов на московский поезд нет. Стоило в здание вокзала кому-либо войти, как к нему бросалось несколько человек с вопросом: «Нет ли билета до Москвы?». Попытавшись купить билет таким образом, я понял, что в Москву мне на этом поезде не уехать. Вдруг я вспомнил слова Порфирия Корнеевича, которые он сказал мне на прощание: «Иди, Володя, со мной иди!» — и мысленно обратился к нему за помощью. Не прошло и минуты, как в здание вокзала вошла женщина средних лет, к которой никто из желавших уехать почему-то не бросился, подошла ко мне и спросила: не нужен ли мне билет до Москвы. Через полчаса я лежал в купе на верхней полке и осмысливал всё происходящее.

Приехав в Москву, я, не заезжая в МГУ, отправился к ученику Порфирия Иванова — учёному-термодинамику Игорю Яковлевичу Хвощевскому, адрес которого дал мне Порфирий Корнеевич, и рассказал ему всё. Вместе с ним мы выработали стратегию поведения во время моего визита в Министерство Здравоохранения. Решив, что визита и словесного общения будет недостаточно, я написал письмо на четырёх машинописных листах на имя начальника Управления профилактической медицины. В нём я подробно описал свои впечатления о Системе Иванова, о том, что там происходит и о запрете приёма больных местными властями. Начальник Управления меня, разумеется, не принял, а отправил к одному из своих заместителей — функционеру сталинской закалки. Китель на нём смотрелся бы гораздо естественнее, чем штатский костюм. Заместитель выслушал меня и сказал: «Вы знаете, мы много слышали о Порфирии Иванове, о его методах лечения и профилактики, но, на наш взгляд, все эти методы ненаучны и мы не можем разрешить их применение. Тем более что он не имеет медицинского образования». В связи с этим вспоминается запись в «Тетрадях» Порфирия Корнеевича: «Все теоретики теориею своею окружаются, а чтобы делать, так и нету».

На замечание чиновника я ответил, что Гиппократ и Гален тоже не имели диплома об окончании советского медицинского вуза. Это его страшно разозлило. Он стал со мной очень резко говорить и завершил визит. Уходя, я сказал, что считаю своим долгом оставить письмо на имя начальника Управления профилактической медицины. «Это ваше право», — сказал чиновник. Так я и сделал. Зашёл в приёмную и зарегистрировал письмо. Думаю, что оно хранится в недрах архива Министерства, как одно из многочисленных свидетельств косности советской системы здравоохранения.

Вернувшись к Игорю Яковлевичу, я рассказал ему о результатах своего визита и о том, что надо сообщить о них Порфирию Корнеевичу. «Письмо по почте не отправляй, — сказал Хвощевский, — перехватят. Только через меня». Я написал большое письмо, которое закончил словами: «Таковы, Порфирий Корнеевич, неутешительные результаты моего визита» и оставил его И. Я. Хвощевскому. Прошло более месяца. Вдруг я получаю от Порфирия Иванова письмо:

«Володя, учитель не получил от тебя никакой весточки. Что случилось? Как ты съездил в Москву? Ответь. Желаю счастья, здоровья хорошего. Учитель».

Не знаю, по какой причине письмо не дошло. Видимо, его всё же перехватили. В тот же день я пошёл на почту и отправил телеграмму, текст которой занял целый машинописный лист. В ней я рассказал Порфирию Корнеевичу о результатах своего визита. Отправил я её с обратным телеграфным уведомлением о вручении. Уведомление пришло только через шесть дней.

Просматривая выписки из «Тетрадей», я не раз задумывался о глубинной жизненной мудрости Порфирия Иванова.

Так, например, Порфирий Корнеевич весьма критически относился к технике и достижениям современной цивилизации. В «Тетрадях» он пишет: