Журнал «Если» №07 2010

Михаил Юрьевич вцепился в Ростика. Хватка у него была мощная.

Над диваном поднялась, точно перископ, одинокая рука коллекционера с пультом дистанционного управления. Пульт навелся на шкаф с молотками. Дверцы захлопнулись, панели сошлись.

— Не ушибся? — спросил Михаил Юрьевич, поднимаясь.

— Я… не хотел, — взъерошенный Ростик смотрел шальными глазами то на педагога, то на молоток среди осколков. Молоток нагло блестел: мол, ничего не знаю, это он, хулиган такой, выдумал мною бросаться.

— Как же, как же! — Откуда-то с неожиданной стороны выполз и встал на ноги Афанасий. — Не хотел он!..

— Оно само, — пролепетал Ростик.

— Само, — коллекционер поднял с пола молоток. Повертел, взглянул на Ростика.

Тому почудилось, что сейчас начнется страшная месть.

Афанасий сунул молоток рукояткой в задний карман джинсов. Сказал Михаилу Юрьевичу:

— А я предупреждал, что добром не кончится!

— Честно, не знаю, как оно получилось, — оправдывался Ростик.

— Если в начале пьесы на сцене висит молоток, — заметил Савоськин, — то в конце он должен выстрелить.

— Филолог… — отозвался Афанасий. — Забирай отсюда своего молотобойца и проваливай.

Ростик замер.

— Чего рот разинул? — Коллекционер нервно усмехнулся. — Их только молотобоец и может трогать. Или охотник.

Ростику показалось, молоток все же прошелся по его голове.

От дома коллекционера они свернули в незнакомые Ростику переулки. Обшарпанные двухэтажные дома тонули в высоких кустарниках. Было мрачновато и тихо. Уже темнело, хотя они пробыли у Афанасия от силы час.

Савоськин опять воткнул наушник.

— Какая группа? — вяло спросил Ростик.

— Не группа. Испанский язык.

«Так вот откуда „Дон Мигель“, — пришла догадка. Они еще свернули, забираясь куда-то совсем уже в дебри. Над головой стаями кружили вороны».

— Я не знаю, что на меня нашло, — сказал Ростик.

— Что-то вроде инстинкта. Но Афанасий предвидел, потому и спрятался.

— Зачем мы вообще туда пошли?

— Если бы ты не взял в руки один из молотков, то до сих пор думал бы, что за тобой ходит молотобоец.

— Откуда у меня молотобоец, если я сам?..

— Прах к праху, тень к тени… До инициации так всегда бывает.

— Я же человек, — выговорил Ростик то, что уже давно просилось наружу. — Я знаю, где живу. У меня есть родители. Друг есть, Вит Колосов.

— Извини, но Вит Колосов — мой друг. Мы не виделись лет пятнадцать. Сейчас он живет в Мурманске. Мы с ним книгами менялись.

Ростик даже остановился.

— Не веришь? — Савоськин повернулся к нему. — С кем из класса ты дружишь?

— Ну… — Вопрос неожиданно поставил в тупик. — Ни с кем.

— А почему?

— Не знаю, — честно ответил Ростик.

— Потому что ни с кем не разговариваешь. А сидишь где?

— На задней парте, — Ростик уже понимал.

— У окна, да? Там никто больше не сидит. В классе двадцать три человека. Последние места всегда пустуют. Ладно. Что вы проходите по алгебре?

Ростик снова признал, что не помнит. Савоськин безжалостно продолжал:

— А по истории? По географии? Ты правда учишься у меня в классе. Только у меня.

— Почему все — не мое? — Ростик почувствовал, что хочет зареветь.

— Субличность включает части базовой личности, которые обрели новое системообразующее свойство, — заумно выразился Михаил Юрьевич. — А если по-простому: твой опыт — это мой опыт в твоем возрасте.

Улица неожиданно превратилась в аллею. Ростик с Михаилом Юрьевичем вышли в Упокойный сад. Так это место прозвали, потому что раньше тут располагалось одно из городских кладбищ, даже сохранились развалины часовни. Но здесь вовсе не было страшно, далее теперь, в поздний и пустынный час. На дальней аллее одинокий собачник играл со своей псиной.

— Получается, я нереальный, — сказал Ростик. — Как в том фильме… «Шестое чувство».

— А ты вон у нее спроси, — Михаил Юрьевич махнул рукой туда, где раздавалось тявканье.

Ростик вопросительно посмотрел на учителя.

— Сходи-сходи, — велел педагог. — Пообщайся пару минут с живой природой.

А сам уселся на скамью с литой спинкой. Ростик вернулся удивленный и разочарованный.

— Рычит, — сообщил он. — Пятится и рычит. А хозяин в упор меня не видит. Животные тоже… чуют?

— Они и сами в некотором роде молотобойцы.

— Можно, я сяду?

— Садись, чего спрашиваешь…

— Ну, я же… как бы ваша тень. В некотором роде, — Ростик старался подражать интонации Савоськина.

Он уже начинал видеть положительные стороны в своем новом бытии. Например, уроки учить не надо. И рано приходить домой тоже. А можно вообще не приходить.

У него и дома-то, если подумать, теперь нет.

Михаил Юрьевич сунул руку в карман плаща и вытащил предмет. Ростик даже отодвинулся.

На ладони Савоськина лежал аккуратный лакированный молоток.

— Вы у Афанасия взяли?

— Нет. Он мой.

Ростик еще больше отодвинулся.

— Я был, — коротко уточнил Савоськин.

Все опять переворачивалось с ног на голову. Михаил Юрьевич молчал. Видимо, ожидал еще вопросов.

— Почему вы дружите с Афанасием?

К ногам Ростика опустился, наверное, первый опавший лист этой осени. На границе сада зажглись фонари. Сюда их свет почти не проникал, словно боялся лезть в глубину бывшего кладбища.