Журнал Наш Современник №10 (2002)

У меня нет слов, которыми я мог бы выразить Вам свою призна­тельность. Истинным ответом на Ваше удивительное письмо могут стать лишь мои конкретные дела, направленные на возрождение той части наследия Клюева, которая еще не раскрыта читателю до сего дня.

Пока реализация замыслов, хоть в малой степени ведущих к этой цели, была в начальной стадии, я считал себя не вправе писать Вам — попросту рука не поднималась. Но сейчас уже кое-что начинает проясняться, и мне очень бы хотелось рассказать Вам об этом.

Начну с того, что, благодаря доброму участию В. Я. Лазарева и Е. И. Осет­рова (которых Вы, быть может, знаете), я получил возможность работать в московских архивах с материалами поэта. И открылись мне тексты, дотоле мною невиданные и неслыханные, — стихи конца 20-х — начала 30-х годов, многие из которых — истинные создания гения. Кое-что из этих стихов, как говорят, опубликовано за рубежом, но наш-то читатель не знает их совсем! И посему представление о Клюеве оказывается сильно обуженным.

Мне очень хочется, чтобы Вы прочли хотя бы некоторые из этих текстов. Поэтому я прилагаю к своему письму часть клюевских стихов и статей с датировкой, более или менее близкой к реальной. То, что написано от руки, — это тексты, скопированные мною непосредственно с автографов поэта (за аутентичность их оригиналам я ручаюсь). Исключение составляют отрывки из поэмы “Погорельщина”, рукопись которой, по словам специалистов, находится за рубежом — здесь я использовал один список и две архивные машинописные копии, сопостав­ление которых позволило восстановить, как кажется, текст, весьма близкий к автографу.

Что касается машинописных текстов, то все эти стихи и проза были напечатаны либо в авторских сборниках поэта, либо в периодике, но в сборник “Библиотеки поэта” абсолютное большинство их не вошло. Правка машинописи стихов сделана также по автографам (там, где это было возможно) либо после дополнительной сверки с первопечатными текстами (для прозы). В поэме “Деревня”, появившейся в “Дне поэзии” в 1980 году, я исправил все опечатки, вкравшиеся при публикации, и ксерокопию ее также прилагаю.

Мне кажется, что эти сочинения дают необычайно много для подлин-ного постижения многогранного облика поэта.

К счастью, сейчас появились возможности опубликовать хотя бы часть этих творений. Е. И. Осетров принял для публикации в редактируемом им “Альманахе библиофила” некоторые статьи поэта. . В. Я. Лазарев, являющийся в этом году составителем “Дня поэзии”, энергично поддержал предложенные мною для публикации стихи и прозу Клюева (в т. ч. статью “Медвежья цифирь”, которую Вы найдете в этой папке). В результате “День поэзии 1981” будет содержать довольно объемистую подборку клюевских текстов (здесь дело дошло уже до гранок, так что, по-видимому, в октябре-ноябре книга выйдет в свет).

Работа в архивах привела меня к необходимости съездить еще раз в Петрозаводск и Вытегру. Недавно я вернулся оттуда. Работая в Центрархиве Карельской АССР и в фондах Вытегорского музея, нашел много интересного материала, в частности, касающегося темы “Клюев и театр”. В Петрозаводске находится редакция журнала “Север”, руководимого Д. Я. Гусаровым. Я встретился с ним и предложил журналу подборку стихов и прозы Клюева, извлеченных из уездной вытегорской газеты 1919 года. Это предложение принято, так что есть надежда, что и на родине поэта наконец — после почти 60-летнего перерыва — появятся в печати его сочинения.

Последние несколько месяцев я, можно сказать, “вживался” в стиль клюевской поэзии и прозы, в частности, той ее части, которая находится пока в запасниках. Вы пишете о колоссальной мощи его поэзии, находящейся в состоянии покоя. Это, конечно, верно, как верно и то, что эта поэзия требует вчитывания и вдумывания. Но когда вчитаешься в эти стихи, которые сам поэт именовал как-то “подспудным мужицким стихом”, то начинаешь ощущать в них некую подспудную музыку, которая нет-нет и дает о себе знать, выйдя из глубины вовне.

И таких “выходов” музыки стиха из глубины смысла у Клюева становилось все больше с возрастом. Он никогда не стоял на месте как поэт — но это особый большой разговор.

Мне кажется, что стихи, лежащие в этой папке (по крайней мере, некоторые из них) отчетливо музыкальны. Одни напоминают знаменные распевы русского Средневековья, другие носят гимнический характер. Среди них слышатся мне сумеречный вальс (“Листопадно-ковровые шали...” в “Песнях Вытегорской коммуны”) и потрясающего трагизма хоры на стихи из гениальной “Погорельщины” — вершины творчества поэта. А удиви­тельное по своему тонкому музыкальному колориту стихотворение “Ты пустыня, мать пустыня...”!

Но, может быть, мне все это в самом деле только кажется и порождено любовью, которая часто бывает слепой?