Журнал Наш Современник 2006 #7

Именно на стыке христианской метафизики, антропологии и историософии появляется понятие “христианской империи” как одно из центральных в тютчевской мысли (а не вообще империи или секулярного государства, как утверждают многие исследователи). По его убеждению, истинная жизнеспособность подлинной христианской державы заключается не в сугубой державности и материальной силе, а в чистоте и последовательности ее христианства, дающего духовно и нравственно соответствующих ей служителей. Основной пункт историософии Тютчева определен в словах Иисуса Христа, обращенных к Понтию Пилату: “Царство Мое не от мира сего” (Ин.18, 36). Он всецело разделяет противоположное всяким “гуманизирующим” и “адаптирующим” представлениям антиутопическое понимание христианства, которое уточнено в Нагорной проповеди и предполагает собирание сокровищ на небе, а не на земле. С его точки зрения, перенесение внимания с “сокровищ на небе” на “сокровища на земле” изнутри подрывало само христианское начало в католицизме, который разорвал с преданием Вселенской Церкви и поглотил ее в “римском “я”, отождествившем собственные интересы с задачами самого христианства и устраивавшем “Царство Христово как царство мира сего”, способствовавшем образованию “незаконных империй” и закреплению “темных начал нашей природы”. В его историософской логике искажение христианского принципа в “римском устройстве”, отрицание “Божественного” в Церкви во имя “слишком человеческого” в жизни и проложило дорогу через взаимосвязь католицизма, протестантизма и атеизма к безысходной драме и внутренней тупиковости современной истории, ибо духовная борьба в ней разворачивается уже не между добром и злом, а между различными модификациями зла, между “развращенным христианством” и “антихристианским рационализмом”, между мнимо христианскими обществами и революционными атеистическими принципами.

Подобно Ф. М. Достоевскому, противопоставлявшему основным этапам европейского развития православно-славянские основы иной цивилизации, Тютчев также и ранее его искал спасительного выхода из овладевавшей Россией западной духовно-исторической традиции в неповрежденных корнях восточного христианства, сосредоточенного на духовном делании и преодолении внутреннего несовершенства человека, сохраняющего в полноте и чистоте принципы вселенского предания и переносящего их на идеалы социально-государственного устройства. Подлинная христианская империя, наследницу которой Тютчев видел в России, вместе с объединенным ею славянством, тем и привлекала его, что само ее идеальное начало (искажавшееся в реальной действительности) предполагает неукоснительное следование Высшей Воле, соотнесение всякой государственной деятельности с религиозно-этическим началом, духовно-нравственную наполненность “учреждений”, что гораздо важнее для скрепляющего единства и истинного процветания державы, нежели внешняя сила и материальное могущество. Именно люди, обладающие не только обширными познаниями и отменными профессиональными качествами, но и — главное — не отклоняющиеся от христианских принципов идеального самодержавия, и составляют основное богатство страны. Царь же как Помазанник Божий и надсословная сила должен руководствоваться не интересами политических партий и конкурирующих придворных групп, а исходить из любви к добру и правде, опираться на Закон Божий, что его реально и объединяет со всем народом.