Журнал «Посев» № 2 (1589) - февраль 2010

Это вполне вписывается в сюжеты гибели всех партийно-демократических проектов постсоветской России, в нарастающие в последнее время тенденции выхолащивания и профанации понятия демократии, переписывания учебников отечественной истории и фашизацию сознания ширнармасс. Тенденции эти заявляют о себе внутриполитической практикой официоза и направлением питающих его течений общественной мысли. Что мы проиллюстрируем ниже на конкретном примере.

Три чётких образа являет читателю В. Сендеров, как бы ставя пред лицом России разномыслящей некое объективное зеркало мира западноевропейской политической культуры:

1. Мы страна как страна, не лучше и не хуже европейцев.

2. Мы – особые, и это зло, – это наша беда.

3. Мы – особые, и это – предмет нашей гордости.

Первый образ – «страна как страна» – автор отметает с порога, как «исторически необоснованный». Какая уж тут одинаковость с Европой, рассуждает В. Сендеров, если массовые кровопуски в предкапиталистической Европе эпохи Реформации и первых буржуазных революций, хотя и были куда кровожаднее наших, но не приводили к остановке политического процесса. Как то было, например, в России после Ивана Грозного. «Нет-нет, мы не такие, как все, мы – особые!» – следует из логики автора.

Развенчание второй концепции – «мы – особые, и потому хуже всех других» – автору даётся так тяжело и болезненно, что он оставляет эту затею: «С наивными выводами «мы лучше» или «мы хуже» никогда не стоит спешить». Действительно, так ли мы хуже других – убеждает Валерий Сендеров читателя – если в то время, как в передовой Британии «восьмилетних детей вешают за пустяковую несколькопенсовую кражу», в России царь милует сотню декабристов – государственных преступников, коих по всем законам казнить следовало? Даже палача, и того не сразу сыскали для повешения пятерых главных заговорщиков – это ли не показатель гуманистического превосходства отечества нашего?

Даже ирод – Иван Грозный, этот протобольшевик России – под напором силлогизмов Сендерова предстаёт уже не таким ужасным на фоне фактов западно-европейской резни. Сколько душ царь Иван Грозный загубил в своё царствие? 50 тысяч. А сколько во Франции за одну Варфоломеевскую ночь вырезали протестантов-гугенотов? То-то же – 80 тысяч! А в Англии король Генрих VIII, этот «принц Ренессанса», за одно только бродяжничество казнил 60 тысяч. Так кто же тут гуманнее, кто лучше и кто хуже – передовая Европа или отсталая Россия? Такими приёмами Валерий Сендеров загоняет в угол не шибко патриотичного простодушного читателя.

На третьей концепции «особого пути», как наиболее опасной, ведущей в тупик изоляционизма, автор решительно ставит крест: мы, хотя и особые, но не настолько, чтобы выламываться за пределы европейской культуры. Гордиться своей особостью глупо, но и стыдиться её не стоит – развивает читатель резонную мысль автора. В принадлежности к европейской культуре спасение и счастье России – убеждён автор – это наш шанс и упустить его, «значит – отречься от доступной реальному восстановлению великой России».

Здесь-то и прорывается не только смысл статьи, но и сокровенная суть взглядов её автора – этатизм! Он настолько всеобъемлющ у автора «относительно новых слов о демократии», что любое силовое историческое выступление против правящего режима российской империи по Сендерову – уже тягчайшее преступление не только в юридическом, но и в моральном плане. Отсюда, восстание декабристов у него – «дворянская пугачёвщина»

. А предсмертные слова одного из казнимых декабристов – «Несчастная страна, повесить не умеют!» – в толковании Сендерова отнюдь не боль русского просвещённого дворянина за свою отсталую родину, а «предсмертное завещание нераскаявшегося злодея».

Справедливо полагая, что великая русская культура XVIII–XIX веков относится к культуре европейской, что делает нас европейцами, Сендеров умалчивает об одном принципиально важном обстоятельстве: русская культура XVIII–XIX веков есть культура дворянская. А дворянское сословие к концу XVIII века было уже сословием свободных людей. Во-первых, потому, что земля стала их частной собственностью, во-вторых, для дворян были отменены телесные наказания и обязательная воинская служба. (Манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству». 1762 г.)