Журнал «Вокруг Света» №07 за 1974 год

...Постепенно я начинаю привыкать к одиночеству, к тяжести рюкзака и даже к голоду, так как в бедных индейских селениях далеко не всегда удается купить что-нибудь съестное, а мой неприкосновенный запас я предпочитаю не трогать. Единственная надежда, что река наконец успокоится, пока, увы, не сбывается. Наоборот, Мараньон становится все более грозным. Иногда на протяжении десятков километров он ревет и беснуется между отвесными скалами высотой до 500 метров, словно дикий зверь в клетке. В таких случаях приходится лезть вверх и пробираться боком по краю обрывов, рискуя совершить головокружительный полет в стремительный поток. Теперь понятно, почему на сотни километров Мараньон до сих пор не исследован. Никто не смог бы проплыть при таком течении по воде, а карабкаться вдоль его отвесных берегов занятие не из легких. Тем более что тропинки здесь то и дело исчезают, редкие селения прячутся в стороне в горах, и путнику, отважившемуся пуститься по этому маршруту, остается полагаться лишь на собственную интуицию и везение. Чтобы лучше представить себе, что значит путешествовать по Экваториальным Андам, приведу отрывки из путевого дневника: «Когда я добрался до Иркана, кучки жалких хижин, подступал вечер. Пробую найти на ночь приют и что-нибудь поесть. За два соля индейцы продают мне несколько клубней сладкого картофеля, который здесь едят сырым. Я совсем было собрался устроиться на ночлег в одной из хижин, но тут узнаю, что сравнительно недалеко находится селение Ламеллин. Решаю попытаться добраться до него. Быстро темнеет, а через полчаса начинается дождь. Я убыстряю шаг, кутаясь в плащ-палатку. Дождь усиливается. Укрыться негде. Останавливаюсь под большим деревом и, хотя дрожу от холода, измотанный многочасовым переходом, незаметно засыпаю. Меня будит холодная струйка воды, которая течет по спине. Сначала я немного колеблюсь: уж очень неприятно опять шагать под дождем, но потом пересиливаю себя. Возможно, впереди я найду какую-нибудь хижину.

На сей раз мне повезло. Вскоре сбоку от тропинки вырисовывается темное пятно. Подхожу ближе и обнаруживаю крошечную хибарку. В ней явно никто не живет. Зато у входа я наталкиваюсь на пару свиней, которые протестующим визгом встречают мое появление. Итак, это свинарник, но тут, по крайней мере, можно укрыться от дождя. Насквозь промокший я вхожу внутрь, зажигаю свечу. Это будит спрятавшуюся, где-то неподалеку собаку. К хрюканью прибавляется заливистый лай. Стараюсь не обращать на него внимания, ложусь и заворачиваюсь в плащ-палатку. Я так замерз, что зуб на зуб не попадает. Непрерывный лай ближайшего сторожа будит других собак. Их хриплые от злости голоса окружают хибарку. Я стараюсь не шевелиться, но они чуют мое присутствие. Если они такие же злые, как и все пастушеские собаки, то, стоит мне высунуть нос наружу, они тут же набросятся на меня и разорвут на куски. Стараюсь не спать, но усталость берет свое. Рассветает, собак вроде не слышно, да и дождь немного утих. Пора. Я осторожно выскальзываю наружу и ступаю на петляющую между скал тропу.

...Ближе к Ламеллину передо мной возникает глубокое ущелье. Придется идти через горный перевал на высоте 4500 метров, на который я взбираюсь лишь к заходу солнца. Там я нахожу нескольких пастухов. Еще издалека я радостно кричу и машу им. Наконец-то можно будет узнать дорогу! Увы, испугавшись, они исчезают в скалах. А ведь им было бы достаточно сделать знак рукой, чтобы указать, в каком направлении идти. Делать нечего, я прибавляю шаг. В сумерки поднимаюсь на очередной отрог. Справа вижу невысокую вершинку. Запыхавшись, забираюсь на нее и обнаруживаю на противоположном склоне две тропинки.

Выбираю тропу попроторенней, но через полчаса она исчезает. Моросит. На душе гнусно. Возвращаюсь назад и вдруг обнаруживаю, что в седловине мерцает свет. Я кричу несколько раз, но никто не отвечает. Яркое пятнышко словно поддразнивает. Может, это чье-нибудь жилье? Я осторожно спускаюсь в этом направлении и выхожу к маленькому озеру. На берегу горит костер, однако никаких признаков жизни нет. К счастью, нащупываю еще одну тропинку, которая, кажется, ведет вниз, в долину. Продолжаю спуск. Проходят роковые полчаса — пропадает и эта тропинка. Прямо какое-то наваждение! Откуда-то доносится лай собак. Скорее всего там пастухи. Кричу что есть мочи. Никакого ответа. Уже глубокая ночь, а я все еще так же далек от любого пристанища, как и перед выходом из Иркана. Единственное, что остается, — сделать привал и дождаться утра. Как назло, ни одного скалистого выступа, под которым можно было бы скоротать ночь. Наконец нахожу небольшую выемку под огромным валуном. Выбирать не приходится. Забираюсь внутрь, ложусь. Дождь усиливается. Впереди не особенно воодушевляющая перспектива до утра дрожать от холода в промокшей одежде.