Журнал «Вокруг Света» №07 за 1974 год

...Вновь в 8 часов утра враг начал пускать газ. Казалось, что смерти не избежать, конец наступил и для всех остальных. Третий день ни капли воды, третий день душат газами и приходится лежать без пищи... Однако и в таких условиях большевики нашли выход... Как ни странно, а порой жутко — борьба за жизнь идет своим чередом. И чувствуется дух борьбы и уверенность в своих силах, надежда, что все будет пережито... Каждый из нас живет тем, что настанет час, и мы выйдем на поверхность для расплаты с врагом». Долгие годы считалось, что автором дневника был политрук роты 2-го батальона 83-й бригады морской пехоты Александр Сариков (или Сериков — разночтения в снятых с дневника разных копиях). Во всяком случае, так сам себя называет автор. Но в другом месте, тоже судя по копии, автор называет себя Старшинковым (К сожалению, сейчас невозможно исследовать оригинал, он до сих пор не найден.). И в то же время, рассказывая о себе, своих близких, политрук приводит данные, которые, как удалось установить исследователям, целиком относятся к другому защитнику Аджимушкая — Александру Ивановичу Трофименко, бывшему учителю в станице Ахтырской Краснодарского края. На страницах дневника автор вспоминает о своей станице, жене, трех сыновьях, пишет о друзьях по училищу и особенно тепло и часто говорит о своем «связном» Володе Костенко, бывшем колхозном бухгалтере из Ворошиловска (ныне Ставрополь).

Короче, «за», что автор Трофименко, — немало. Но зачем тогда Трофименко нужно было скрываться под псевдонимом? Боялся, что дневник попадет к врагу? Но он же называет своими именами товарищей по обороне! А может, это не псевдоним, а просто ошибка, возникшая когда снимали копии? (Любопытный опыт был проведен по нашей просьбе в одной из московских школ. Восьмиклассники под диктовку писали три фамилии: Старшинков — Трофименко — Сариков. Сводный криптографический анализ работ показал, как могла, вероятнее всего, возникнуть ошибка в написании фамилии, как могло возникнуть разночтение.) Или дневник писал не один человек?

Вот письмо, которое прислал мне защитник Аджимушкая, участник нашей экспедиции Сергей Сергеевич Шайдуров: «Вы спрашиваете о политруке Серикове? Действительно, Александр Сериков — реальное лицо, он был политруком нашей роты. Серикова я хорошо знал. В резерв, в Керчь, он был направлен после лечения в госпитале. В госпитале лежал по ранению, полученному в боях под Одессой, где воевал в составе 25-й Чапаевской дивизии, в роте истребителей танков. В июне месяце сильно истощенным его положили в госпиталь в каменоломнях. Несколько раз я бывал в госпитале и один раз разговаривал с ним. В конце июля он умер.

...Сериков и Трофименко — это разные люди, и путать их не следует. В своих воспоминаниях, написанных в 1958 году, я пишу о Петренко, с которым попал в плен. В одном из разговоров с ним я сказал, что нашим семьям даже не будет известно, что с нами. На это он ответил, что оставил в катакомбах сведения о себе, которые наши найдут при освобождении Керчи, и его семья узнает о его судьбе. Он сказал, что не найти эти сведения нельзя, так как они лежат в таком месте, что на них обязательно обратят внимание свои. Он рассказывал, что у него большая семья: три сына, я это хорошо запомнил, потому что удивлялся: молодой, а имеет большую семью. В своих воспоминаниях я мог перепутать фамилию: и та и другая производные от русского мужского имени, а прошло немало времени...»

И дальше Сергей Сергеевич предлагал свою версию об авторстве дневника:

«...Я думаю, дневник, найденный в каменоломнях, писал не один человек. Кто-то начинал, погибал, дневник продолжал тот, кому он попадал в руки...»

Заманчивая версия, но, думается, неправильная.

Дневник писал один человек. Писал со всей силой страсти и ненависти к врагу, улыбкой и душевной щедростью к друзьям, товарищам, женщинам, детям... Писал при лучине, огрызком карандаша, может быть, одним из тех, что мы неоднократно находили в каменоломнях, но писал... один. И такой смелый вывод можно сделать из анализа языка документа: в дневнике единый, как говорят специалисты, стилевой и словарный пласт. За строками дневника встает образ бойца, политрука роты, настоящего комиссара по должности и духу.

«Я попал в 1-ю роту и был назначен политруком этой роты...

...К атаке все уже подготовлено. В последний раз прохожу, проверяю своих орлов. Все есть. 100 человек поручило командование вести в атаку. 100 орлов обращают внимание на того, кто будет вести в бой за Родину...

...Грянули выстрелы. Дымом закрыло небо. Вперед. Враг дрогнул, в беспорядке начал отступать... Славно стреляет автомат — грозное русское оружие. А ребята с правого фланга уже пробрались вперед с криком «ура» и громят врага.

...За дымом ничего нельзя было разобрать. Я и Коля тоже были без противогазов. Мы вытащили 4 ребят к выходу, но напрасно: они умерли на наших руках. Чувствую, что я уже задыхаюсь, теряю сознание, падаю на землю. Кто-то поднял и потащил к выходу. Пришел в себя. Мне дали противогаз. Теперь быстро к делу — спасать раненых, что были в госпитале».