Я вошел и осмотрелся. В тесном помещении с низким потолком крепко пахло сыром, овечьей шерстью. По углам стояли застеленные одеялами кровати с подушками. Пастухи уже покидали на них свои рюкзаки. На столе под окном груда тарелок и кружек, ножи и вилки, дощечки для резки сыра и хлеба. У самой двери лопаты, косы с короткими кривыми держаками, жестяные подойники. Тут же одноногие табуреты с двумя ремнями по краям сиденья. Готовясь доить коров, пастух застегивает ремень под пахом: и табурет всегда с ним, и руки свободны.
К семи утра скот выгоняют на участок пастбища, обнесенный проволокой с пропущенным по ней слабым током от аккумулятора. К полудню стадо возвращается к хлевам на водопой. Самое время перекусить, и пастухи садятся за стол. На нем всегда вволю молока, творога и сыра. Затем буренок снова выгоняют на пастбища. В конце дня вторая дойка. Работы подходят к концу лишь к девяти часам вечера. И так все лето!
— На соседних альпажах кое-где проложили вниз молокопроводы из пластиковых труб,— заметил Вальтер.— Это облегчает работу. Но молоко-то теряет вкус...
В пристрое к хижине сиял медным нутром шодье — громадный котел, висевший на подвижном кронштейне. Стояла в углу веселка для размешивания. На столе из некрашеных досок высилась груда полотняных тряпок. Полки вдоль стен были забиты круглыми, пустыми пока формами. Тут же, под рукой, стояли ларь с солью, банки с пищевыми красителями.
Раньше по всей Швейцарии молоко створаживали с помощью сычужины — вещества, добываемого из желудка двухнедельного теленка, но сейчас используют фабричную закваску. При нагреве молока важно, чтобы оно не подгорело,— и шодье часто отодвигают в сторону от костра, разводимого под его днищем. Сыровар завертывает створоженную массу в полотняные тряпки и укладывает в формы под слабый пресс. Сыворотка понемногу стекает, ее скармливают поросятам, и на полках один за другим появляются круги сыра весом 6—7 килограммов. Их тщательно натирают солью.
По словам Вальтера, из 100 литров молока получается около 11 килограммов сыра. И важно не допустить, чтобы в сыроварне и особенно в кладовой, где дозревают сыры, завелись мыши. На соседнем альпаже года два назад случилось такое, и труды всего лета пошли насмарку...
Солнце уже нависало над темными зубцами гор, и хозяева коров собрались домой. На поднебесном пастбище воцарялись тишина и покой.
Но не было мира между коровами! То там, то здесь вспыхивали короткие стычки — на этот раз среди каменных россыпей, на выбитых копытами дорожках вдоль опасных склонов.
— Честолюбия у них хоть отбавляй! — качал головой Вальтер.— Каждая еще не раз и не два попытается захватить власть. Так они и будут...
Не договорив, он со всех ног припустил к обрыву, где дело приняло нешуточный оборот: корова с белым пятном на голове, опрокинув соперницу, заставила ее проехаться на спине метров пятнадцать вниз по склону. В другом конце сводила счеты еще одна пара — рог одной попал в лямку на шее другой, и обе отчаянно пытались высвободиться, приходя в неистовство от грохота колокольчиков. На шум спешила Мирей, чтобы показать, кто тут самый главный. При виде рассерженной королевы нарушительницы порядка пустились наутек.
Вернулся Вальтер.
— Чертова скотина! — в сердцах крикнул он.— Долго ли до беды? Обрывы-то круты.
— Так и не установлена иерархия?
— Почему же, установлена! Стадо признало королевой Мирей. Но бои все равно не прекратятся до самого ухода с альпажа. Такая уж это бодливая порода...
Последний день
В самом начале октября я вновь собрался в Валь д"Эран. В долине пожелтели леса и луга, и она казалась откованной из меди и золота. Ниже сдвинулись снега на вершинах. До альпажа Тсате я поднимался не один — туда же спешили хозяева коров, три месяца гулявших на высокогорном пастбище.
Внизу, в долине, было еще тепло, а здесь, на высоте, явственно ощущалось дыхание зимы. На камнях, на траве виднелась изморозь, кое-где шапками лежал снег. Последний крутой поворот у замшелой скалы, и я увидел припорошенный снегом альпаж, знакомую хижину, буренок и подросших телят.
Пастухи грудились у дверей горного жилища. Из рук в руки переходила бутылка с «Фанданом». Вальтер держал перед огнем горбушку сыра. Снимая ножом расплавленную желтоватую и липкую
массу, он ловко шлепал ее на подставленные тарелки с вареной картошкой. По вкусу добавлялась горчица. Это был раклет — традиционное блюдо жителей Вале.
— Все з порядке, Вальтер?
— Да как сказать. Каждое лето что-нибудь да случается. Коровы целы, но пропали две овцы. Обегали всю округу, но те словно в воду канули.
— А когда начнете спуск в долину?
— Как только поделят сыр... Тут же, у хижины, на прибитой